Гроссбауэр. Часть 4-я.

Прикончив в пару омерзительно-соломенных затяжек папиросу, Валерка сплюнул, освобождая рот от кислых испарений эрзацного табака. Горло как наждаком продрало, но вроде бы тяга покурить поутихла.

«Фу ты, черт, как они такое курят… Наша махра тоже гадость первостатейная, но то хоть табак, а не опилки».

Из казармы, возбужденно гомоня, вывалилась группка бойцов. В руках как живой пойманный  морской змей извивалось ухваченное многими пальцами широкое длинное полотнище.

— Братцы! Байка, чтоб мне сдохнуть, байка первостатейная! Не хватайте, братцы, я нашел, я и владею.
— Дай хоть кусманчик, буржуй! Портянки под зиму будут — шик-модерн, да еще бабе своей хватит отослать.
— Отставить отослать! — крикнул Мрачковский — Изъять все запасы материи, а также одеял и прочей мануфактуры и сложить тут же перед казармой. Потом разделить по справедливости, кому сколько нужно, но не больше. Ответственным назначаю ефрейтора Агафонова — он у нас вроде закройщик, вот пускай и делит. Одни портянки в одни руки.

Прав был раненный старлей Агапов, когда передавал своих солдат: «Будешь ты, Валера, бегать как рысак, потому, что такая наша лейтенантская работа — бегать и исправлять. И хорошо, если у тебя сержанты со старшинами будут головастые и исполнительные. Самое главное — не давать солдатикам бездельничать. От безделья солдат дурнеет и черт-те-что делает».

Валерка вспомнил Выборг. Неожиданно свалившееся на головы богатство, вкупе с бездельем на солдат повлияло действительно губительно. Там, в предместьях, солдатики в зоне ответственности соседней дивизии «тряхнули» магазин дамского белья — для отсылки в тыл. Чего-то не поделили, возникла драка, подоспевшему комендантскому взводу намяли бока. Изобиженные комендантские прибежали уже ротой и накрыли всю честную компанию.

Как поганки из-под земли выросли товарищи с синим околышем, и началась долгая и унизительная процедура потрошения сидоров, пазух и карманов. Гора трусов, лифчиков и ночнушек прямо на брусчатке, угрюмые лица… Противнее всего было то, что не удержавшихся по чьему-то высокому решению решили сделать примером для всех остальных. А чем такой «пример» пах, на фронте знали слишком хорошо.

Остатки взвода Березняка и взвод Мрачковского (точнее оставшиеся от «взвода Шкурко» 15 человек под командованием Валерки как единственного оставшегося в живых командира), подкрепленные остатками второго («агаповского») саперно-штурмового взвода, ожидающие доукомплектования хотя бы до половинного состава поставили охранять согнанных в пустую конюшню задержанных.

Он поежился, вспомнив, как плакали здоровенные мужики, размазывая слезы по грубым лицам, заросшим неистребимой, жесткой как колючая проволока, окопной щетиной: «Бес попутал, чтоб его… Из-за бабьих порток жизнь загубить!..»

Дальше все пошло налаженной дорогой…

Валерка подошел к костру, положил полено, чтоб не сидеть на холодной земле. Сел, с усилием стянув мокрый сапог, он размотал набрякшую от воды портянку и блаженно пошевелил истосковавшимися по свободе от трех дней сапожной неволи пальцами. Таким же образом расправился с другим сапогом, дошел босиком по холодному крупитчатому песку, прополоскал портянки в бочке с дождевой водой, отжал и вернулся к костру. Портянки он повесил на жердочку, для этой цели вбитую в землю, расстегнул бушлат, сапоги положил голенищами к огню, чтоб побольше тепла впиталось и снова стал вспоминать.

…Да, дальше все пошло налаженной дорогой.

В этот день ему как раз вне очереди и выслуги присвоили младшего лейтенанта.
Военно-полевое правосудие по своему заведенному обычаю начало раздачу направо и налево. Семерых назначили «зачинщиками», троих «пособниками», остальных «соучастниками», со старшин и сержантов содрали погоны, зачинщиков с пособниками через два дня расстреляли, остальных отправили в тыл и судьба их не вызывала сомнений. Мрачковский до мата и хватания за холодные пистолетные затылки, чтобы не двинуть в морду, переругался с капитаном-особистом соседней дивизии, в которой служили арестованные — уж очень хотелось симпатичному сухощавому капитану, чтобы приговоренных расстреляли именно разведчики 109-й.

— Я … тебя, сукина сына, … арестую и самого под трибунал!
— Арестовывай … если тебе голову … не отвернут.
— Что-о-о?! Ты что, младший лейтенант, приказа не слышал? Да ты … с кем скотина … разговариваешь, понимаешь? Сейчас погоны слетят, не успеют прирасти!
— Да ни с кем. Ты за кобуру-то не хватайся… Если ты у себя совсем … и с нарезки сошел, то у нас в 109-й ты никто и звать тебя никак, товарищ капитан. Приказывать мне могут только наш начразведки майор Губин, наш особист, полковник Скрябин, комдив наш, товарищ Трушкин, Николай Андреевич и начштаба полковник Монес, Моисей Яковлевич. А ты мне, капитан, приказывать не имеешь права, я на твой … «приказ» клал с прибором, руки свои поганить не стану и бойцам своим не позволю.

Дело дошло до матерного лая по ВЧ уже между двумя генералами-комдивами. Все время этого разговора Валерка стоял навытяжку в наспех оборудованном штабе дивизии, оклеенном старыми газетами и внимал громовым раскатам генеральских дрязг.

«- Ты, Константин Палыч, извини, развел у себя в дивизии хер знает что, вот и разбирайся со своими …ями, да, сам и разбирайся… Да, бардак развел. А разве не бардак?  Почему мне в правый фланг через твои позиции на прошлой неделе финны долбанули? Вот и разбирайся. Разбирайся говорю сам. И мародеров своих, будь любезен, сам расстреливай…».

Все генеральские громы и молнии по поводу субординации для осужденных закончились тем же, чем и должны были — рвануло воздух гулким винтовочным залпом и веско полетели с лопат комья желтоватой супеси…

… Минут за двадцать портянки, под волнами тепла, исходящими от жаркого пламени, высохли. Переобулся, чувствуя ногами приятное тепло нагретой обуви. Поправив автомат на плече он вернулся внутрь. Немец все так же сидел за столом.

— Съел?
— Съел, товарищ лейтенант. Вроде ничего.
— А пиво, пиво выпил?
— Все выпил, товарищ лейтенант. Не подавился. Я ему еще какавы дал, которую рядовой жрал в нарушение приказа.

Валерка придирчиво осмотрел Шеффера. Ну да, под хмельком под легким, но совершенно здоров, сволочь.

— А ну-ка еще… нацеди-ка ему, Степан Трифонович, еще кружечку…

Рядовой Попов издал то ли какой-то всхлип, то ли стон. Лицо у него было бледное с желтизной и донельзя решительное.

— Я того… товарищ лейтенант, разрешите обратиться…
— Что еще?
— Брюхо у меня того, значит, крутить аж невмочно… разрешите отлучиться, до ветра так сказать.

Иванов отвернувшись процедил сквозь зубы:
— Еще бы, какавы на пустое брюхо нажрался… Тут кого хошь пронесет…
— Иди уж, рядовой Попов. Только бдительности не теряй и оружие не бросай возле сортира. Караул — пропустить рядового Иванова для отправки естественных надобностей!
— Есть! — Попов одной рукой придерживая автомат, другой — пилотку, побежал к выходу.

Валерка прошелся вдоль стеллажей, рассеянно касаясь рукой шершавых граней коробок и ящиков. Один ящик — один человек. Итого — десять человек в несколько ходок унесут все что нужно. Немец тем временем принял из рук Иванова вторую кружку пива и, поставив ее на стол, уже увенчанный несколькими мокрыми коронами, улыбаясь немного виновато, расстегнул верхнюю пуговицу.

— Таварш летенан! От Приходьк прибежал, говорит немец на лодк сюда идет! — доложил от входа Ахметов.

Валерка выругался и рысью подбежал к двери. Прикрыл глаза от яркого дневного света. Плохие новости принес Неделин.

— Где?
— От Муху идут два катера и самоходная баржа. В бинокль видать — вроде немцев полно. Курсом на пирс идут.

Как же они собираются высаживаться на берег? В отлив сбросить солдат с катеров не получится — осадка не позволит подойти на приемлемое для десанта расстояние, да и купаться немцы в осенней водичке не любят. Неужто внаглую к пирсу попробуют притереться?

— Радист за мной. Остальные — занять круговую оборону, с моря глаз не спускать. Побежали…

В костер, засвистевший перед смертью паром, опрокинули ведро воды. Разведчики, матерясь и прыгая на одной ноге, боролись с сапогами, никак не желающими налезать на ногу…

Через лес бежали молча, экономили дыхание. По спине лупил автомат, мотая над ухом дырчатым створом, брызгала из-под сапог гранитная крошка. Выбежали к разбитой казарме. На горке, где стоял пулемет, стоял Приходько. Он отнял от глаз бинокль и махнул рукой в направлении моря.

Валерка взбежал на горку и, поставив ладонь козырьком, посмотрел в указанном направлении. На мятой ткани пролива, горелыми спичками на фоне низкого синевато-серого берега Муху, покачивались, таща за собой яркую белый пенную дорожку, двигались три силуэта. Один поплоще и подлиннее, с рубкой сдвинутой назад, два поменьше и погорбатее.

Взял бинокль. Выпуклыми ладонями сиреневых линз бинокль сдавил пространство и зацепил своей мерной сеткой увеличенную картинку: два катера, овчарки, с двух сторон сопровождали длинную плоскую корову — баржу. Трепались по ветру алые лоскутки немецких военно-морских флагов.

«Так-так… Надо полагать остров не вышел вовремя на связь. Вот они и решили проверить, а от греха подальше взяли с собой сто человек народу. Взвода полтора у них на той барже точно есть. Ну да ничего. Пока они в барже — ничего с нами не случится… точно, по-наглому на пирс идут, там не иначе землечерпалкой фарватер сделан». С горки он посмотрел на квадратный, дощатый крашеный суриком стол пирса, увенчанный чугунными рогатыми тумбами. «А вот мы их сейчас для острастки артиллерией окучим, если она, конечно, есть эта самая артиллерия…».

— Давай связь с берегом.

Радист присел и начал колдовать над своими рычажками маховиками и стрелками.

— Товарищ полковник? Младший лейтенант Мрачковский. Докладываю — к нам тут немцы через пролив идут. Баржа с десантом при поддержке бронекатеров.

Сквозь шипение с видимой в туманной дали полоски суши секунд через двадцать донеслось: — Да, наблюдаем… Артиллерией сейчас поддержим. Они от вас где сейчас?

Валерка раскрыл планшет, положив его на мешки с песком, прикинул расстояние и положение.

— Квадрат 7-30, идут в квадрат 6-29
— Принял. Скажи, чтоб прилегли все минут через пять-шесть… до связи.
— Есть прилегли, товарищ полковник… до связи.

Валерка сбежал с горки.

— Слушай мою команду! Обе зенитки — прицел на море. Одна только по барже, вторая по катерам. Как только подойдут на полверсты — открываем огонь. Пулеметчики все сюда, двое на пирс, занять оборону. Сейчас с берега артиллерия долбанет, так что голову низко держать! Неделин, возьми с собой человек пять-шесть, засядете на пирсе.

Разведчики разбежались по укрытиям и залегли.

Минуты тянулись как смола. Немецкие корабли заметно подросли в размерах и с одного уже, короткой пристрелочной очередью, бледно посветил пулемет.

«Где же эта чертова артиллерия?!»

В ответ на эти мысли со стороны далекого берега послышался шорох, постепенно переходящий в ревущий звук, как будто тяжелый шар катился по мраморному полу. На берегу острова поднялся столб огня и земли, Взмахнув ветвями, подпрыгнула и завалилась набок сосна. С Валерки ахнувшим от такого неряшества воздухом сорвало пилотку.

«Ну ничего себе пристрелочка! Так они остров снесут к чертовой матери…».

Однако основной залп лег точно: с ревом разрезав воздух, целый десяток снарядов поднял пенные столбы между островом и кораблями. Немцы, поняв, что обнаружены, не смутились и, взбив море как сливки, катера оставили баржу, дали полный ход, пошли уступом.

От катеров протянулся целый сноп серо-голубых дымных колосьев. На берегу брызнули вверх песок и камни, с воем рикошета вылетело несколько кусков из угла казармы. Второй сноп с грохотом превратил в летящие вверх щепки будку на пирсе.
Зенитки нащупали своими счетверенными вороночными ртами верный прицел и оглушительно гавкнули, окутываясь облаками кордитного дыма, завалив песок и жухлую траву гильзами. Ярко-голубые огоньки, оставляя за собой чуть выгнутый дымный след, чиркнув по верхушкам волн, понеслись к катерам и барже. В бинокль было хорошо видно, как несколько угодили в рубку ближнего катера и, беспорядочно кувыркаясь, ушли в стороны, отскочив от брони.

Снова в небе прокатилось чугунное ядро. Вокруг катеров выросли пенные деревья. Следующая порция дымных лент с берега угодила точно в баржу. Вторая зенитка поймала борт дальнего катера короткой очередью, из него повалил густой дым.
Как по команде немцы развернулись в противоположную сторону и, плетя по воде ломаный узор, пошли к Муху, огрызаясь короткими очередями. Баржа грузно сбавила ход, с почти критическим креном на левый борт развернулась по дуге, показав край крашеного суриком плоского брюха, выжала из двигателей полную мощность и тоже припустилась наутек. На прощание (снаряды шли сильно вразброс), немцы перепахали плац и срубили столб с висящим куском рельса.

Зенитка напоследок, в угон немцам, нарисовала по морю строчку всплесков.
Наступила тишина, плеск волн и шум ветра сменили грохот и звон боя.

Валерка подобрал пилотку, высыпал из швов песок, несколькими ударами о колено выбил пыль и снова нахлобучил ее на голову.

— Убитые есть?
— Никак нет, товарищ лейтенант. Целые все вроде.

Перевалившись животом через ограждение из мешков с песком он повторил вопрос тем, кто засел на пирсе.

— Нет. Будку он нам здорово развалили! Я уж думал капут нам! — хохоча крикнул Неделин.

«Как бы они нам в воздуха не всыпали, раз с моря не вышло… пойду наконец займусь складом и нашим подопытным.

Все-таки это из-за бутылок тех, там не водка была и не спирт… Покойников, конечно, жаль, черт их дернул хлестать что попало. Радченко особенно — боевой был парень, головастый».