ЛЯГУШКА  И  ЦАРЕВНА

Было или не было это – не могу сказать точно. Да и откуда мне знать? В том далёком царстве не жила, даже и не была. Так – одна пролетавшая мимо синица рассказала. Я ей – хлебных крошек и кусочек сала, а она мне вот эту историю. И клялась, что всё рассказанное – чистая правда. Так что, дорогие мои, за что купила – за то и вам продаю. Причём, учтите – совершенно бескорыстно, даже хлебных крошек не прошу, не то что кусочка сала.

В одном далёком царстве жил-был царь. Ну ведь логично, согласитесь, что в царстве должен быть царь. Он там и был. Царствовал понемногу. Как мог. И вроде бы народ им был доволен, не роптал, сборищ шумных не устраивал – если только в кабаке лишку выпьют, но то законами не запрещается.

И было у царя три сына. Жена его, царица, давно Богу душу отдала. Жалко, конечно, хорошая была царица, душевная. И мужу всегда добрые советы давала, и детей правильно воспитывала. Ну что ж, как оно случилось – так и случилось, ничего тут не поделаешь. Царь-батюшка погоревал, да и стал жить дальше: царское-то дело страной править никто не отменял, да и сыновей надо было до ума доводить. И всё в общем у него получалось неплохо.  Он даже не захотел снова жениться, хотя был ещё мужик вполне справный. Сказал родственникам, намекавшим на новый брак, что не желает голову свою забивать всякими глупостями, у него и так забот полон рот. Возьмёт молодуху – той незнамо чего подавай, сиди около неё да балуй. А в годах царица сама придёт со своими заморочками, да с роднёй новой – разгребай всё это потом, до себя руки не дойдут. Да и вообще – нету на свете больше такой умницы и красавицы, как его покойная Дарьюшка, нечего Бога гневить да другую такую искать. Сказал – как отрезал, да ещё и посмотрел этак грозно – родня и успокоилась. Мол, как скажешь, государь, мы ведь только так, посоветовали просто, решать тебе самому.

Вот и сыновья у царя уже подросли. Пора настала им свои семьи заводить. Где найти подходящих невест, как узнать – хорошие ли из них выйдут жёны? Вот ведь как: маленькие детки – маленькие бедки, а большую беду руками не разведу. Призадумался царь-батюшка, пригорюнился. Знамо дело, за царского сына всяка девка пойдёт – да только не всяка доброй царицей станет.  Хоть весь Тайный приказ её роднёй занимайся, всю её жизнь, как перину, перетряхивай – нету веры, что чего-то не упустят, не углядят малости какой. В царском-то деле и малость иной раз так может выскочить, что потом ума не приложишь, как дело поправить. А ведь жена – не рукавица, с белой ручки не стряхнёшь да за пояс не заткнёшь…

Царь в своё время сам себе невесту подыскал – так уж случилось. Его батюшка молодым умер, а матушка хоть и приглядывала сыночку-кровиночке ладную невесту, но особо ему не перечила, когда высмотрел он нечаянно свою Дарьюшку. И небогата была, и не так уж знатна, да легла сразу на сердце, словно век знал её. Улучил время, поговорил с красавицей раз, поговорил два – а там и сватов заслал. И ведь так удачно всё вышло – не подвело его сердце-вещун. В любви и согласии прожили от первого дня до последнего. Вот бы и сыновьям  такое счастье!

Крепко думал государь, прикидывал и так, и этак, ни с кем не делился своей заботой. Набежит ахальщиков толпа, начнут своё советовать. Все на примете, небось, уж своих невест держат. Проклюют ему все мозги. Не бывать такому! Не станет он и сам невест для сыновей любимых присматривать. Не станет их неволить. Пусть им сметка, случай да воля Божия помогут!

Призвал царь сыновей к себе и объявил свой приказ. Чтобы брали луки свои и стрелы выпускали в белый свет. И куда их стрела прилетит – там и невесту себе искали. Не так прост был государь, не только на слепой случай надеялся, а полагал, что каждый сын сообразит – в какую сторону стрелять, на чей двор стрела упадёт. Стреляли-то все трое отменно.

Вот на следующее утро вышли три царевича на горушку у дворца, переглянулись, улыбнулись, приложили к лукам своим стрелы калёные – да и пустили их каждый в свою сторону. И не промахнулись! Куда хотел стрелок – туда и стрела его прилетела.

У старшего царевича Димитрия – прямо в резной наличник, что на окошке светлицы Елены, боярской дочери, которую он с детства знал

У среднего царевича Фёдора – в ворота богатого купца Степана, у которого старшая дочка Марфа на выданье была и с которой весь последний год царевич где только мог старался встретиться и словцом перекинуться.

А младший Иван стрелял не хуже братьев, да вот только никого у него на примете ещё не было. И чтобы не выходить из воли отцовской, он тоже стрелу в полёт отправил – да только туда, где никаких невест отродясь не водилось. Полетела его стрела дальше всех – на самую окраину города, где за лугом небольшое болотце было, Квакушкиным прозываемое. Уж больно там много лягушек водилось, больно громко они свои песни пели.

И когда братья поскакали вдогонку за своими стрелами, Иван не спеша поехал к лугу. Чего ему торопиться было?  Где-то на лугу или в кустах у болотца его стрела его ждёт, никуда не денется. Принесёт он её батюшке, руками разведёт – незадача вышла, никакую невесту он себе не нашёл, видно, не время ему жениться. И чего, в самом деле, торопиться? Молод он ещё, не нагулялся как следует, не потешился. Пусть старшие братья свадьбы играют, а он по белу свету погуляет. Небось, батюшка и двум свадьбам будет рад.

Долго ли коротко ли ехал Иван – да всё-таки доехал. Спешился, коня к дереву привязал и пошёл по лугу, ища свою приметную, с красной ленточкой, стрелу. Так и до конца луга дошёл, стал по окраине болотца шарить – нет как нет стрелы. Иван с досады аж плюнул – что же он нынче, окосел что ли? Ведь никак не хуже братьев стрелял, ещё, пожалуй, и лучше. Уверен был, что вот здесь торчит где-то его стрела – ан нету её. Он уж и на болотце зашёл, всех лягушек распугал – попрыгали они от него в разные стороны, только брызги засверкали. И только одна лягушка почему-то на кочке осталась сидеть. Ишь цаца какая – сидит, на него вроде глядит, а на голове цветочек жёлтый застрял вроде короны. Засмеялся царевич – наверное, вот эта квакушка и есть его невеста! Сейчас он эту царевну шугнёт как следует – пусть в своё квакушкино царство скачет, а то расселась тут, того и гляди ещё и замуж за него попросится. Подошёл поближе к кочке, ногой топнул по воде – а квакуха вроде и не слышит, сидит по-прежнему. Гляди какая смелая! Он уж совсем близко, руку протяни – и достанет дуру зелёную, а она всё не удирает. И надо же – тут углядел Иван свою стрелу наконец. Она в кусте осоки как раз за той кочкой с лягушкой застряла. Хорошо, что он сюда подошёл, нипочём бы стрелу не увидел, глубоко та в кусте застряла, почти у корней, а ленточка красная в воде намокла, не видно её было.

— Ну спасибо тебе, квакушка – сказал царевич, проходя мимо лягушки, чтобы стрелу свою выдернуть. – Была б ты девицей – ей-богу, дал бы тебе золотой на ленты да бусы. А была бы к тому лицом красна – и поцеловал бы!  Ну, иди, иди к своим женихам болотным. Небось, на такую кралю у них давно глаза выпучены! – и захохотал, вытаскивая стрелу из осоки.

Лягушка всё не уплывала. Ишь, не боится ни шума, ни разговора! Знает, небось, что Иван живность никогда зазря не обижал. Отвязал Иван ленточку от своей стрелы да и положил её рядом с храброй квакушкой.

— Ну, на тебе от меня подарок, раз ты такая смелая! На шею себе повяжешь – цены тебе здесь не будет! Сразу замуж выскочишь. А мне, уж прости, придётся себе другую невесту искать. Люди на лягухах не женятся, а лягухи тоже за людей никогда замуж не выходят – небось, страхолюдными нас считают, как и мы их. Как по мне, так вы, квакушки, на внешность вполне себе ничего. Ну, не судьба всё-таки, извини. Будешь замуж выходить – на свадьбу позови, за мной должок.

Иван шутейно поклонился лягушке, которая всё на своей кочке сидела и на него глазищи пялила. Странная всё же лягушка – больная, что ли?

Вернулся царевич на луг, стал коня отвязывать и вдруг видит – девица к нему подходит. Откуда взялась-то? Вроде никого здесь не было. Ну, взялась и взялась, ему-то что. Он уж к обеду во дворце должен быть, ответ держать – какую такую невесту ему Бог послал. Каких невест судьба братьям определила – Иван предполагал. Не слепой ведь и не глухой был, многое примечал. Скоро всё узнает дома, да тут и гадать не стоит – Марфа да Елена невесток его будут звать. А вот у него как – того никто на свете пока не знает, даже и он сам.

Тут девица подошла к Ивану, поклонилась ему и говорит:

— Здрав буди, царевич! Чего это ты у нас здесь потерял? – а сама усмехается. Ишь какая смелая! Сама высокая, стройная, русая коса ниже пояса, глаза то ли голубые, то ли зелёные. Одета простенько – сарафан да льняная рубаха с вышивкой по вороту.

— Здравствуй и ты, красна девица! Я тут на болоте стрелу свою искал. Нашёл вот! А ты здесь что забыла?

— Я-то? А живу я здесь недалече. Козу вон привела пастись, проведать её пришла – и рукой в сторону махнула.

Глянул Иван – и правда, там коза, к колышку привязана, пасётся. Надо же, как это он козу не заметил, когда сюда шёл?

— Ну ладно, мне домой пора – говорит девице. А сам на неё всё смотрит – такая она ладная, милая, век бы на неё любовался.

А та смеётся:

— Чего это ты, царевич, на мне увидел, буквы что ль читаешь?

— Может, и буквы – улыбнулся в ответ царевич. – Может, и написано что.

— Да ну? И что же написано-то?

— А вот что! Не хочешь ли замуж за меня пойти?

— Да ты что, смеёшься, что ли, надо мной, сиротой? – нахмурилась девушка.- Ступай, царевич, своей дорогой! Не судьба нам с тобой свадьбу играть, сам знаешь. Я вот стану замуж выходить – тебя на свадьбу позову, это обещаю.

И опять засмеялась.

А Ивану не до смеха. Затянули его, будто в омут, девичьи глаза, а голос серебристый в ушах звенит. И слова её тревожат, будто недавно их где-то слышал. И уже не в шутку, а всерьёз хочется эту красавицу за руку взять и не отпускать никогда. А что, в самом деле, разве не невесту он поехал искать? Разве не его стрела сюда упала? Разве не обещал им батюшка женить их на тех, на кого их стрела укажет?

— Послушай, красавица, как зовут-величают тебя?

— Настасьей зовут, Лексевной величают.

— Так выходи же ты за меня замуж, Настасья Лексевна, не шучу я с тобой и обидеть тебя не хочу. Люба ты мне, словно сто лет тебя знаю! И мне всё равно, чья ты дочь и какое у тебя приданое. Ты мне милее самой распрекрасной царевны. Я сам тебя царевной сделаю!

— А знаешь ли ты, царевич, про моё приданое? У меня вот всё приданое –  коза да красная лента в косе — и ту нынче ради праздника заплела, одна она у меня, мне её крёстная подарила, сказала – на счастье моё сиротское.

И Настасья перекинула через плечо косу с красной лентой.

— Ну и хорошо, ну и хватит мне этого приданого! Мне именно этой ленты красной твоей для счастья и не хватало, остальное у меня есть. Если ты согласишься выйти за меня, сей же час возьму тебя во дворец, там нас уж батюшка мой ждёт, благословлять будет на законный брак. А там честным пирком – да за свадебку. Как раз и братья мои старшие своих богоданных невест привезут. Три свадьбы и сыграем! Буду тебя любить и почитать, Настасьюшка, слова плохого не скажу, и обижать тебя никому не позволю! Не сомневайся, слово тебе даю, что не пожалеешь!

— А как же коза? – вдруг растерянно сказала Настасья, оглядываясь.

— И козу возьмём! – засмеялся Иван, подхватил на руки девушку, посадил её в седло, а сам пошёл по лугу, ведя коня за повод.

И что вы думаете? Ведь женился царевич Иван на своей Настеньке. И козу её не оставил, взял вместе с ней во дворец. Хорошая коза была, молочко жирное да вкусное давала. Этим молочком Настенька потом сыночка своего первого кормила, а потом и дочку. И детки были на диво пригожие да здоровые, аж старшим невесткам – Елена да Марфе –  завидно было.