Сима


Она бы, наверное, прошла мимо – терпеть не могла вмешиваться в чужую жизнь без спроса, понимая, что чаще всего такое вмешательство ничего хорошего ни одной из сторон не приносит. Подумаешь – милосердная самарянка! Да и чем она могла помочь этой женщине в чёрном, сидевшей на лавочке у их подъезда, безнадежно опустив руки. Скорее всего, потеряла кого-то близкого… и домой идти не хочет. При этой мысли у Ани остро защемило сердце – и она вдруг остановилась перед женщиной. Не верьте тем, кто говорит вам, что ваша боль пройдёт – мол, время лучшее лекарство. Не лекарство никакое это время, а просто обезболивающее; рана затягивается, только и всего. Но всё остаётся, и на непогоду ох как болит!..

И она вдруг, помимо своей воли, как будто услышав чей-то приказ, опустилась на лавочку рядом с женщиной. Та продолжала сидеть как сидела, даже головы не повернула. А чего она ожидала? Той сейчас никто не нужен и неинтересен, даже она сама…

Аня положила руку на руку женщины. Рука была холодной. Да уж…

— Послушайте! – тихо сказала она женщине. – Я не хочу вмешиваться в Вашу жизнь… — она замолчала, подбирая нужные слова.

Женщина повернула к ней голову, и какая-то странная улыбка появилась на её губах.

— В мою ЖИЗНЬ? – переспросила она, выделяя слово «жизнь». – В мою жизнь?- она покрутила головой, будто не веря услышанному и удивляясь, как ей кто-то мог сказать такую нелепость.

— Ну… в ваши дела – поправила себя Аня. – Я понимаю, что жизнью…настоящей жизнью…назвать то, что у Вас сейчас, можно с большой натяжкой.

— Да уж – кивнула женщина. – Ну так что же Вам надо?

— Вы, наверное, пошлёте меня сейчас – я бы на Вашем месте и сама послала… Но просто хочу сказать, что тоже пережила такое, поэтому могу Вас понять, хотя, наверное, Вам кажется, что никто на белом свете Вас понять не в состоянии. А ещё, небось, Вам раз сто уже сказал: «Ну ты держись!»… Сказали ведь, правда? И вы всех, кто так говорил, тихо ненавидите.

Женщина в чёрном повернулась к собеседнице и с внезапно появившимся на её лице интересом посмотрела той в глаза.

— Ну допустим – сказала она.

А и странные же глаза были у самой женщины в чёрном! Сначала Ане показалось, что они чёрные – ведь и сама женщина была брюнеткой. Но теперь, получше разглядев её, она решила, что глаза у той стального цвета – нет, не совсем стального, а какого-то пепельного… Аня совсем запуталась. Вроде бы не бывает такого цвета глаз – во всяком случае, Аня никогда об этом не слышала, и сама ни разу таких глаз не встречала. И почему это она подумала о пепле?…

— Меня Аня зовут – вдруг сказала она. – Вообще-то я по паспорту Анжела. Но зовут все Аня. Как-то так получилось. Я уж и сама вздрагиваю, когда меня кто-то вдруг Анжелой называет. Вроде имя красивое, но Аня мне больше нравится. Меня так бабушка сначала звала, а потом уж и все остальные. Не нравилась бабуле эта иностранная Анжела…

— Да? – слабо улыбнулась женщина. – Ну тогда зовите меня Симой.

— Серафима? – уточнила Аня.

— Можно и так – непонятно отвечала незнакомка. – Да! «И шестикрылый серафим на перепутье мне явился» — тихо продекламировала она. — Выходит, встретились серафим с ангелом… Надо же! – и она хмыкнула.

— И правда – ответно улыбнулась Аня. — Анжела – это ведь «ангел»?

Женщина кивнула:

— Ангелина, если что.

— Крещёная? – вдруг строго спросила она Аню. – А то поназывают детей всякими Робертами да Анжелами… а того догада нет, чтобы хоть окрестить по-человечески. И как потом их называть?

— Бабушка крестила – подтвердила Аня. – Не сказала никому, тогда ведь с этим строго было. Мне года полтора было, что ли. Я и не помню ничего. Покрестила, да и всё. Даже бумажки никакой не осталось, я толком не знаю, под каким именем меня крестили- может, Ангелина, может даже Анна. Бабушка умерла давно, спросить не у кого, никто, кроме неё, и не знал. Характер у неё был строгий, лишнего не любила говорить. Она и про крещенье уж лет через десять сказала – просто родителей перед фактом поставила. Незадолго до своей смерти – мол, если что, так внучка крещёная, так и знайте, нехристи.  И показала коробочку, где мой крестильный крестик хранила – носить мне бы его всё равно не дали. А про имя, сказала, её давнишняя подруга тётя Катя знает – та в иконной лавке в Покровском храме сто лет работала. Там меня бабушка и крестила. И упросила чтобы нигде записей о крещении не оставили – вернее записали-то кого-то другого, а не меня. Отец партийный был, ему за такие кренделя досталось бы. Вот бабуля и договорилась там как-то…Только вот беда – родители тогда рукой махнули на все эти религиозные заморочки. Что взять с тёмной старухи? Ну ладно, покрестила, так покрестила, хоть горшком назови, только в печь не ставь, как говорится… И ничего не стали узнавать. А тётя Катя года через два после бабушкиной смерти тоже умерла…

— Ангелина, Ангелина – уверенно сказала женщина. – Тут и думать нечего. Как есть Ангелина!

— Вы думаете? – спросила Аня, обрадовавшись, что незнакомка стала проявлять признаки жизни.

— Я знаю! – ответила та. – Это ж сразу видно!

— Ну, значит, буду знать теперь – улыбнулась Аня уверенности женщины. Да пусть утверждает что хочет – лишь бы вышла из этого своего замороженного состояния!

— А пойдёмте ко мне выпьем по чашечке хорошего кофе! – предложила она. – У меня правда кофе хороший, подруга из-за границы прислала. Я его берегу, сама не пью, вот если кто близкий в гости придёт…

— А ходят нечасто, так? – это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Ну да – смутилась почему-то Аня. – Всем же всегда некогда, всё нынче по телефону… А мне кажется, что Вам, Сима, чашечка горячего кофе сейчас вовсе не лишняя будет. Я в этом подъезде живу, на первом этаже – вот мои два окна.

— Ну пойдём… В кои-то веки просто так в гости пойду, а не по делу – хмыкнула Сима. — Уж и забыла, как это делается, когда просто так…

Через пять минут Аня хлопотала на кухне, проводя весь несложный кофейный ритуал: найти в недрах шкафчика заветный пакет, отсыпать чудесно пахнущих зёрен в кофемолку, смолоть их, чтобы было не очень крупно и не очень мелко, засыпать в небольшую кофеварочку… И вот уже извлечены из буфета ещё мамины тонкого фарфора кофейные чашечки, так редко доставаемые в последние годы, найдены к ним и маленькие – бабушкины! – витые кофейные ложечки, разлит по чашкам ароматный напиток, поставлена на стол коробка с конфетами. Не нашлось ничего больше в запасах – но и так хорошо. И для самой Ани что-то вроде маленького праздника. А главное-то – новая знакомая как-то смягчилась, улыбаться начала, хотя всё равно очень бледная, что только подчёркивает её чёрное глухое платье и чёрный прозрачный шарф, слегка небрежно, но необычно и красиво повязанный вокруг головы. Сквозь шарф видно было, что волосы у Симы роскошные, заплетены в толстую косу и обвёрнуты вокруг головы дважды, как тяжёлая корона.

— Вы с сахаром пьёте? – спросила Аня у гостьи.

— Без сахара и без молока – отвечала та, чему-то мимолётно улыбнувшись. – А вот нет ли у вас, ангел милосердный, коньячку? Я бы плеснула чуток… — и Сима сладко зажмурилась.

— Ой, знаете, есть! – засмеялась Аня, убегая в зал и возвращаясь с бутылкой. – Я сама про него уже забыла, стоит года три… Всё случая подходящего не было открыть …

— А тут вот я…- хмыкнула Сима, ловко открывая бутылку и доливая коньяк в свою чашку.

– Будете? – предложила она Ане.

Та нерешительно пожала плечами:

— Да я как-то не привыкла…

-Не смущайтесь! Я ж не напиться предлагаю, а только в кофе капнуть. Кофе Ваш и вправду хорош, я кое-что в этом понимаю. А с коньяком таким, тоже неплохим, будет вовсе отличным! Соглашайтесь! А то так дооткладываетесь… и не попробуете ни разу. И будут этот коньяк пить на поминках совсем чужие Вам люди…

Аня решительно кивнула – и сделала маленький глоточек из своей чашки. И правда – какой чудесный необычный вкус! Сразу стало тепло, кровь быстрее побежала по жилам.

Некоторое время они молча пили кофе, смакуя каждый глоток. Даже конфеты из красивой коробки, сбережённой запасливой Аней с недавнего праздника, как-то сиротливо лежали на столе – не до них было. Хотя конфеты точно были хорошие, Аня знала.

Но вот и коробку распечатали, конфеты тоже оценили по достоинству, кофе пили уже третью чашку – и всё с коньяком. Хотя не особо было заметно, чтобы уровень коньяка в бутылке понижался. Ну да ведь Сима действительно подливала в чашки самую малость, точно отмеряя нужную дозу. И попутно объясняла Ане, как это делать.

Беседа возобновилась и тихо потекла – вроде бы ни о чём. Аня старалась не задевать гостью за больное, не расспрашивать её. Этого только не хватало, когда женщина едва вышла из той «долины тени смертной», где она бродила,  когда они встретились.

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла… — вдруг сказала Сима, глядя в окно на закат.

— Что? – ошарашенно переспросила Аня — Я тоже сейчас примерно то же подумала.

— Видите ли, мой ангел, часто люди не только думают об одном и том же, но даже в одинаковых выражениях – улыбнувшись, пояснила Сима.

-Это я понимаю – отвечала Аня. –  Но если ещё и в одно и то же время….

— Не берите в голову – махнула рукой Сима. – Вам ли не знать, что жизнь полна всякой мистики и совпадений!

— А почему Вы так про меня говорите? Откуда Вам знать?

— Ну, милая моя ангельская душа, что ж тут удивительного? Посмотрев на Вас и поговорив с Вами, всякий умный человек сделает именно такое заключение. Вы не только прожили немалый кусок жизни, но и осмысливали всё, что с Вами случилось, и делали выводы. И что удивительнее, не очерствели, не выстроили вокруг себя каменную стену. Таким, как Вы, жить совсем непросто – что в юности, что потом. Не трудитесь мне говорить, что Вы пробовали стать другой. Кому ж хочется жить с тонкой кожей? Но заранее знаю, что эти Ваши попытки не получились. Хотя у кого-то и удаётся… Но не у Вас! Вам с этим жить всю жизнь, сколько там её у Вас осталось…

— Да знаете, Сима, я вдруг поняла, что жить мне стало не так уж интересно…Даже смерти бояться, как раньше, перестала. Нет, боюсь, конечно, но как-то по-другому, без того тёмного ужаса… — Аня, чуть-чуть захмелев и забыв, что не собиралась говорить на такие темы, именно на них и свернула. Видимо, потому, что в последнее время они её занимали, а достойного собеседника не было… — Знаете, я даже поняла, что смерть – она разная. Не только безжалостная убийца, жестокая и несправедливая. Но и …как это правильнее сказать?…сестра милосердия или даже надёжная подруга. Как-то так…

— Ну то есть смерть перестала для Вас быть той страшилкой, которой человечество давным-давно пугает друг друга?- засмеялась гостья. – Браво! За это стоит выпить коньяка без кофе! – и она вопросительно посмотрела на Аню.

— А давайте! – легко согласилась Аня и достала из буфета крошечные рюмочки.

— Ну… не чокаясь! – задорно провозгласила она.

— Почему же? – подняла брови гостья.

— Знаете, если уж мы пьём за смерть… а мы таки это делаем! – надо соблюдать традиции до конца. Кто же пьёт за смерть чокаясь? Это даже как-то …эээ…неприлично и обидно для смерти…Наверное… — и Аня легко опрокинула рюмочку.

— Что ж, резон тут есть – кивнула Сима и тоже выпила.

Они помолчали, жуя конфеты.

— Дорогая хозяюшка – обратилась к Ане Сима. – Мне пора уходить, да я всё тяну… Так давно не сидела за дружеским столом, не вела приятный и умный разговор безо всяких там намёков и ехидства, а того хуже – обвинений и прямых угроз. И не спрашивайте, почему это у меня происходит постоянно – такая у меня доля, как сказали бы в прошлом веке. А сейчас говорят – такая работа. Но как ни скажи, как ни привыкни к такому – изредка и мне становится не по себе. Вот в подобную минуту Вы ко мне подошли, пожалели, ободрили, за свой стол посадили! Да уж… редко…крайне редко это случается… И всех этих людей я помню. Их нетрудно помнить – их очень немного. И Вас, Ангелина, теперь запомню. Не скажу, что стану за Вас молиться, или попрошу для Вас большого счастья, перемены участи или иного чего подобного… Это, как говорят, не в моей компетенции. Да и ни к чему. Но, может, когда-нибудь и моя благодарность Вам пригодится…точно пригодится! Живите как живёте, будьте такой, какая Вы есть и не забывайте, что в этой жизни на самом деле очень мало вещей, которых надо бояться. Гораздо меньше, чем вы все думаете.  «Жить — не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать и всем мое почтение» — вдруг процитировала она.

— Амвросий Оптинский? – спросила Аня.

-Он – кивнула Сима. – Ох и премудрый был монах! А такой с виду простой старичок, незамысловатый даже…

— Ладно, пойду я, надо мне тут на второй этаж зайти. И дел ещё других полно.

Сима встала из-за стола. Аня пошла за ней, открыла гостье дверь. На минуту Сима приобняла Аню, похлопала её по руке:

— Живи и радуйся! – и побежала по лестнице вверх.

Весь вечер у Ани было легко на душе, она словно поговорила с давней подругой – и та помогла ей ответить на какие-то неразрешимые вопросы. И только одно омрачило этот вечер – у соседей наверху умер тяжело и долго болевший ребёнок.

 

© Леди Мелисандра