Вошедшие в дверь монахи… как-то не очень напоминали монахов. Во-первых, их фигуры не были сгорблены и истощены постоянными лишениями во славу Господа нашего. Во-вторых, весь их облик мало сочетался с мыслями о смирении и воздержании от плотских утех. И в-третьих, один из вошедших монахов так уставился на декольте Таниты, что стало ясным – его весьма интересуют дочери Евы, особенно те из них, которые могут похвастаться четвертым размером груди. Танита же, как назло, еще не успела полностью зашнуроваться, поэтому любопытному взгляду монаха было на чем остановиться.
— Вы прибыли из Рима, святые отцы? – вежливо осведомился пан Станислав.
— Да, сын мой, — хорошо поставленным баритоном ответил другой монах, не ощупывавший Таниту далеким от воздержания взглядом. – И более того, мы прибыли с посланием ко всем верным рабам Господа и Его Святейшества. Еще в Риме мы навели справки и узнали, что в погрязшем в роскоши и разврате Париже мало ревностных католиков, с честью несущих бремя веры во Единого Бога. И что Вы – как раз из числа этих достойных людей.
— Я всего лишь смиренный червь, — кротко произнес в ответ пан Станислав. – Но, даже будучи таковым, я готов верой и правдой служить Его Святейшеству. Поведайте мне, святые отцы, что я могу и должен сделать во славу Христову.
«А то непонятно, — досадливо подумала Танита. – Все-таки Зося права – наш с ней Стасик не блещет умом. Сейчас эти две пиявки в рясах вытянут у него солидную толику денег на какой-нибудь Крестовый поход…, ах да, забыла, Крестовые походы больше не в моде… Ну, на какую-нибудь другую авантюру. Это Стасик, может быть, смиренный червь, а эти двое – настоящие солитеры! Особенно вон тот… ишь, уставился! Что-то я сомневаюсь, что в его монастыре соблюдают обет безбрачия!»
Танита, возможно, так и продолжала бы размышлять об особенностях жизни в различных католических монастырях, но тут монах с оценивающим и многоопытным взглядом придвинулся к ней поближе, воспользовавшись тихой беседой его собрата по вере с паном Станиславом.
— Дочь моя, — вкрадчивым голосом обратился он к Таните. – Не пристало достойной женщине, блюдущей свою честь, оставаться наедине с мужчиной…, хм…, да еще в таком виде. Искушаешь ты прелестями своими потомков Адама. Возьми платок, прикрой нагую грудь…
— Отлипните, святой отец, — полушепотом ответствовала Танита. – Я – невеста пана Туган-Барановского, и чем мы тут занимались, ни разу не ваша забота. Мы со дня на день будем соединены брачными узами, и небольшие вольности в нашем случае вполне допустимы. Ибо, как сказано в одном из хокку:
Жизнь коротка,
Как зимний рассвет,
Лови же минуты блаженства.
Дорогие читатели, вы уже знаете, какой эффект на европейцев производили образцы японской поэзии в устах Таниты. Именно на такой эффект она рассчитывала сейчас. Но к ее сначала изумлению, а потом смятению нахал и бровью не повел.
— Интересные стишки, — монах слегка улыбнулся. – Впрочем, мне уже доводилось слышать такие от наших братьев, побывавших в Японии. Из того, что ты цитируешь хокку, дочь моя, и из твоей обольстительной, но не слишком привычной для европейских широт внешности, я заключаю, что ты тоже прибыли в Париж из сей далекой страны?
— Я прибыла из России, — отрезала Танита. – Впрочем, я не понимаю, святой отец, какое это имеет значение, и какое вам до этого дело!
— Ну…, — монах задумчиво пощелкал четками. – Раз ты прибыла из России…хммм… с этой страной у меня связаны весьма специфические воспоминания… то ты наверняка не католичка. И как это, интересно, вы собрались венчаться с паном Станиславом, не совершив обряд перехода в истинную веру?
— Подумаешь, проблема, — фыркнула Танита. – Нам уже обещали перед венчанием совершить этот ваш обряд перехода в эту вашу истинную веру.
Монах снова потеребил четки и возвёл глаза к потолку – впрочем, успев по дороге как бы невзначай занырнуть одним глазом в декольте своей духовной дочери .
— Это не так просто, как кажется. Видно, здесь, в Париже, наши собратья по вере допускают большие вольности в обрядах. Ну ничего, это мы исправим! На такой переход , дочь моя, уйдёт, весь литургический год. Ведь тебе будет необходимо посетить все годовые праздники в храме, познакомиться с латынью, выучить постулаты и молитвы нашей Святой церкви. Сделать три раза объявление о своём крещении. Выдержать пост… дней так сорок… не пойдешь же ты креститься, пребывая в нечистом состоянии? А ещё нужно найти крёстного отца… Так что…
— Год? – Танита почувствовала себя так, как будто ей начали делать харакири, причем особенно тупым ножом. – Целый год??!
— Что же ты хочешь, дочь моя? Это ведь такой важный шаг в твоей жизни, особенно учитывая то, что ты выйдешь замуж за ревностного католика и верного сына святой церкви нашей!
— А побыстрее сделать этот важный шаг никак нельзя? – поинтересовалась будущая верная дочь католической церкви.
-Ну…бывают, конечно, всякие обстоятельства в этой многотрудной жизни…- понимающе кивнул Таните монах и слегка улыбнулся, снова защёлкав своими агатовыми чётками.
— Да-да-да! – радостно закивала в такт будущая пани Туган-Барановская, почувствовав, что со смиренным монахом можно будет найти общий язык. – Я говорю именно о таких обстоятельствах!
— Что ж, наша мать-католическая церковь всегда прислушивалась к нуждам и чаяниям своей многогрешной паствы… Возможно, литургический год можно будет ужать месяцев до трёх… Это минимум миниморум…как говорится… — в глазах монаха заплясали странные искры. – Впрочем, конечно, дочь моя, пути Господни неисповедимы, и некоторые из этих путей приводят нас к цели раньше, чем мы думаем. Особенно, если по таким путям нас ведет знающая и многоопытная рука…
— О да! – горячо согласилась дочь самурая. – Вы, святой отец, не знаю, как вас зовут, словно в открытой книге читаете в моей душе!
— Моё имя – брат Мигелиус, а мой спутник, беседующий сейчас с паном Станиславом – брат Хемулиус – отвечал Таните монах, мягко беря её за руку.
Продолжение следует
© Ёжики (Анастас) & Леди Мелисандра