Ингибиторы за грехи отцов, или дело о юных дарованиях (глава 28)


Каковы женщины, друзья?  А женщины таковы, что они могут долго-долго скрывать от всех неудобный секрет, и даже сами по прошествии лет слегка подзабыть его. Но потом вдруг наступает роковая минута, и ими овладеваем непобедимое желание поведать этот самый секрет подруге…, подругам…, ну, или на худой конец тем, кого они в эту самую роковую минуту назначают подругами. И Еления, сама того не желая, вывалила на головы участливых собеседниц все, что накипело у нее на сердце за последние несколько дней…, месяцев…, лет. И о своем давнем знакомстве с доном Хемулем, и об их первом свидании, которое прервало воплощение наглости и свинства в лице дона Мигеля, и о том, как она получила заветный крест, и о том, как теперь ее шантажирует это… ну что тут скажешь, весьма красивое и обольстительное исчадье ада испанско-иезуитского происхождения.

И что ей делать, и как после этого смотреть в чистые и невинные глаза обожаемого сыночка, и что скажет старший Фе, который наверняка все узнает от младшего Фе? И как после этого жить на свете, и стоит ли вообще после этого жить на свете, и зачем вообще существует свет, где можно встретить таких как дон Хемуль, и не лучше ли было бы ей…

— Не лучше! – хором ответили две вновь обретенные подруги Елении. – Совсем даже не лучше!

— Возможно, вы виноваты в легкомыслии, дорогая Еления, но накладывать на себя из-за этого руки – слишком тяжелое наказание, — мягко заметила пани София. – Кара должна обрушиться на того, кто воспользовался вашей доверчивостью и добрым сердцем, втянув вас в свою злокозненную паутину.

— Совершенно верно! – горячо поддержала коллегу по цеху Танита. – Ни один мужчина не стоит того наказания, которое вы обдумываете для себя! А сама ваша проблема яйца выеденного не стоит, уверяю вас!

— Да-а-а-а, но он же угрожает все рассказать Луи, а вы знаете, какой у меня Луи? Он навсегда забудет мое имя, если только узнает, что я-а-а-а…

— Да ничего он не узнает, — с ноткой легкого раздражения в голосе заметила Танита. – Дорогая Еления, вы, конечно, намного красивее любой из нас, но Бог, наделив вас исключительной красотой, совершенно не позаботился о том, чтобы даровать вам талант стратега. Зато мы с пани Софией не обделены Божьим промыслом в этом вопросе. Так что даже не сомневайтесь – мы разработаем такую операцию, что ваш противник будет навек посрамлен! И он сам на коленях будет умолять и вас, и нас, чтобы мы не предали его связь с одной роковой дамой огласке!

— С роковой дамой??? Вы хотите сказать…???

Мадам Танита мягко улыбнулась.

— Еления, Вы и пани София – замужние женщины, но что препятствует мне проявить… чуточку вольности и легкомыслия, и тем самым заманить этого вашего дона Хемуля в искусно расставленную ловушку?

— Так он в нее не пойдет! Он очень хитрый!

Улыбка Таниты стала еще обольстительней.

— Дорогая Еления, дорогая София, как писал один француз – да если три умные бабы чего-то задумают, они обязательно своего добьются, сколько бы мужчин не противостояло им! Итак, заключаем союз?

— Союз! – решительно сказала София.

— Союз! – прохлюпала изящным носиком Еления.

— И да постигнет наших врагов и недоброжелателей заслуженная кара! – резюмировала Танита.

И три грации склонились друг к другу, тихо обсуждая план боевых действий. Если бы кто-то увидел их со стороны, то непременно решил бы, что дамы спорят о том, какого цвета шёлк нужен для утреннего платья, о том, можно ли одевать изумруды на небольшой дружеский обед или приличнее  обойтись жемчугом, или обсуждают скандальное поведение жены голландского посланника, которая на вчерашней ассамблее позволила тому юному офицеру, которого она выдаёт за своего кузена, публично титуировать себя. А ежели вы, читатели, не знаете, что такое «титуировать», то это недостатки вашего воспитания. Но чтобы вы не подумали чего неприличного, то объясним, что это слово означает «называть на ТЫ». Представьте себе, всего-навсего называть даму при всех на ТЫ! А вы что подумали?

В общем, к тому часу, на который брат Хемулиус назначил графине де Ферро свидание, план был разработан полностью, одобрен всеми тремя участницами военного совета и утверждён единогласно.

Об этом свидании, о котором обе его стороны долго вспоминали, но с совершенно противоположными чувствами, необходимо рассказать отдельно, поэтому закончим сию главу на том не подлежащем сомнению факте, что ровно в восемь часов вечера к одному небольшому домику на окраине Немецкой слободы подошла некая плотно закутанная в плащ с капюшоном дама. В тусклом свете, падавшем на крыльцо из окошка, на её правой руке блеснуло изумрудное кольцо, когда она тихо постучала в дверь дверным молоточком. Дверь немедленно открылась – и дама быстро проскользнула внутрь. Служанка молча показала даме на лестницу, ведущую в мезонин, и дама осторожно стала подниматься по ней.

Наверху, в освещённой всего одной свечой комнатке с распахнутой дверью в кресле у окна сидел некий испанский господин в шитом золотом камзоле, с богатой золотой цепью на шее и играл складным ножом-навахой.

— Дон Хемуль Себастьян Хулио де Лос-Сьеррос – и – Санто-Эстебан? – тихонько спросила дама.

Испанец встал, поклонился и сделал шаг навстречу пришедшей даме.

— Графиня, я польщён, что Вы выучили моё полное имя, но зачем же так официально? – так же тихо промолвил он.

 

 

Продолжение следует

© Ёжики (Анастас) & Леди Мелисандра