ЗАВАЛИНКА 858 Греческая смоковница


«Пока на ведьму смотрят мужчины, она будет красивой и молодой»

Каннингем Скотт Учебник по колдовству.

Какое молодое и красивое тело у медсестры, которая пришла, чтобы отключить аппарат искусственного дыхания.
— Не сейчас, — просит он. — Позвольте мне дописать этот рассказ.
— Ваша страховка отказывается платить. Дать вам наркоз? — заботливо спрашивает она.
— Да, пожалуйста. Двойной.
— Галя, — кричит она через головы длинной очерди в кассу. — Пробей этому мужчине двойной. Удаляется. Он смотрит ей вслед.
У нее современная спортивная фигура и, раздевшись на пляже, она легко выигрываету других женщин этот конкурс мужского интереса. На нее приходят посмотреть. С других пляжей аж от самых министерских дач на другом берегу Нарочи, гребут на парных байдарках постаревшие комсомольцы с Турбазы, на прокатных лодках приплывают семейные дикари, что снимают дома на Степенево, приезжают на велосипедах, лунатически задумчиво по берегу приходят старые и молодые мужчины, на мотоцикле с коляской приезжают менты и однажды водолазы спасатели с мертвецом в мешке на дне катера, делают крюк от Купы, чтобы на нее в бинокль посмотреть. Она не чувствовала холода, как все и могла бы голой ходить в любое время года, но нельзя выделяться среди людей. Это опасно.
К вечеру, когда санаторские идут в столовую ужинать приходится одеваться. Она в одолженной у кого–то длинной мужской рубашке, собирает на себя внимание тех, кто не поместился в большой столовой и сидит под тентами.
Она легко читает человеческие мысли. Все мужчины думают одинаково. «Непонятно, есть у нее под рубашкой что–нибудь». На вид ей не больше двадцати пяти. Никто не знает, что в самом деле, она старая как черепаха, нарочанская водяная ведьма.
Турбаза. Вот уже второй месяц подряд в хорошую погоду она каждое утро с ковриком на пляже. Высокая плечистая блондинка с длинными ногами. Все ее знают, она со всеми дружна. Химики на стройке, свидетели ее романа с молодым зеком из спецкомендатуры. Дала пацану денег, он выкупился у ментов и уехал к семье в Минск. Осталась одна.
Конец сезона, пляж закрыт, в санатории только олимпийская сборная девушки–байдарочницы.
В мядельскую больницу ее привозит скорая. «Городской девушке в автобусе стало плохо.» У нее нет никаких документов, только комсомольский билет на имя Валентины Францевны Мисуны с переклеенной фотографией. Молодой врач хирургического отделения, который в тот вечер дежурит в приемном покое, раздевает ее для осмотра до гола, хотя нет такой необходимости. Сам виноват. Околдован, ослеплен ее красотой, сошел с ума, с бешеной силой влюблен, оставляет у себя в отделении. Целую неделю он прячет ее в кислородном боксе в реанимации и вдруг, ничего никому не объясняя, объявляет о новой медицинской сестре. Единственному хирургу на весь район никто не смеет перечить. Больше всего она любит ночные дежурства. И когда медперсонал разбредается по пустым кушеткам в приемных покоях, она не спит. Она сколько угодно может не спать. Поразительно, как быстро освоила навыки медицинской сестры, как много знает о людях, как тонко чувствует их психологию, точно ставит диагноз. Ассистирует хирургу. Легко и быстро научилась делать подкожные, внутримышечные, внутривенные… «У вас волшебные руки», — говорят благодарные пациенты.
Попалась случайно. Ничего не знала о существовании телекамер. На маленьком черно–белом экранчике телевизора, доктор увидел, что она пьет из пробирок с анализами…
Холодным осенним утром с чемоданом стоит на перекрестке возле мядельской больницы, ее подбирает на шестерке жигулей директор универсального магазина из Молодечно. Пожилой еврей.
Она уже опытнее. С хорошими документами, с паспортом, военным билетом, с дипломом об окончании кулинарного училища, с медицинской справкой об отсутствии венерических болезней. Ничто так не располагает пожилых работников торговли, как эта справка. Всю зиму живет у еврея в чистоте и тепле. Работает в булочной продавцом в кафетерии. В Молодечно первый автомат для кофе–эспрессо. В кружевном фартуке, в белом высоком как тиара колпаке, с прекрасными, обнаженными выше локтей руками, крупная, русоволосая она стоит за прилавком из стекла и хрома. В холодильнике с прозрачным окном торты. Она делает эспрессо, нарезает торты треугольными айсбергами, широкой плоской ложкой выкладывает на чайные блюдца из толстого тяжелого беларуского фарфора с робкими васильками. Она украшение и гордость магазина, на нее приходят посмотреть. Ее все любят. У нее есть свои постоянные покупатели, мужчины среднего возраста творческих профессий. Она любит свое рабочее место, там волнующий запах пережаренного кофе, пар и жар кофейной машины и сколько угодно можно лить теплой воды в посудомойке. Люди в теплой меховой одежде в длинной очереди в кассу смотрят на ее голые руки и на ее голые, когда она выходит убирать грязные стаканы с мраморных стоек, ноги. Она бы разделась вся, но человеческие правила не позволяют это делать. Так стоит она за прилавком с десяти до пяти, каждый день с понедельника до пятницы. Но не в субботу. Суббота — священный день. В пятницу вечером ее увозят в Минск. В субботу и воскресение она проводит в спортивном комплексе с бассейном, качалкой и баней.
Редкий еврей, выпив двести граммов холодной водки, доплывет до середины, голый, он будет сидеть на кафельных ступеньках, опустив волосатые с желтыми ногтями ноги в воду и чего–то ждать. Тогда она прыгнет с бортика, пронырнет на едином дыхании туда и обратно пятьдесят метров олимпийского бассейна и медленно выйдет, прекрасная нагая без единой нитки одежды, словно Наяда, дочь Зевса, нимфа пахнущей хлоркой водной стихии, греческая смоковница из эротического видео–фильма, за который, если попадешься, дают три года общего режима.

(с) Скайнет