Ингибиторы за грехи отцов, или дело о юных дарованиях (глава 30)


Чтобы продолжить свое повествование, давайте дадим слово юному Жильберу! Помните его предыдущее письмо к прекрасной Анне де Сен-Люк? Так вот, он направил еще одно письмо все тому же адресату на следующий день после изгнания из России порочного иезуита.

«Дорогая, бесценная Анна, как же я скучаю по тебе, и как мне не хватает наших с тобой встреч! Особенно остро я ощущаю разлуку с тобой здесь, в России – кажется, эта земля специально создана для любовных встреч и страстных признаний. В то же время она, похоже, создана и для безудержных ссор, которые, правда, чаще всего заканчиваются примирениями и страстными признаниями. Ну, а теперь расскажу тебе обо всем по порядку.

Вчера вечером дядя Петрофф, папа и мама, тетя Еления, мадам Танита, мадам София и Эскендер-хан вернулись домой в прекрасном настроении и тут же закатили то, что в России называется пьянкой. Естественно, что в пиршестве приняли участие и тетя Элисса, и пан Станислав, и все мы, в смысле, подрастающее поколение, как нас окрестил Эскендер-хан. Опустошенным им бутылкам не было числа, все смеялись, шутили, рассказывали друг другу какие-то истории…

А потом, непонятно с чего, мадам Танита и Эскендер-хан начали крыть друг друга последними словами. Остальные пытались их успокоить – да куда там, похоже, что они решили выговорить, точнее, проорать все свои претензии друг к другу! Мама попыталась вступиться за мадам Таниту — и тут уже на нее набросился папа. Он непонятно с чего взял, что это как раз мама рассказала Женни, как папа пережил новость о ее скором появлении на свет. Мама встала на дыбы – это она, особенно в нынешнем ее состоянии, делает с необыкновенной легкостью и стала припоминать все папины грехи. Главным образом в ее обвинительной речи фигурировали какие-то левые свертки, размножавшиеся во время оно на папином рабочем столе… Честно говоря, я ничего из услышанного не понял.

Катерина, услышав, как ругаются ее родители – прикинь, мадам Танита оказалась ее мамой, а Эскендер-хан папой – разрыдалась, и Луи быстренько утащил ее в сад – конечно же, чтобы утешить ее поцелуями и объятьями. Я грешным делом подумал, что следующей истерику закатит Женни, которой в последнее время очень нравится корчить из себя бедную, никем непонятую и неоцененную страдалицу. Но мою сестренку как подменили – она сидела тише воды ниже травы и украдкой поглядывала на Леона, а тот в свою очередь вовсю таращился на нее. Вот это действительно чудо из чудес – сколько себя помню, Женни с Леоном вечно грызлись, сколько пакостей она ему устроила в детстве — и не сосчитаешь! А тут прямо голубочки… Я же говорю тебе, в этой России то ли воздух какой-то не такой, то ли еще что… Возникают самые невообразимые привязанности, и только против меня чары этой страны бессильны – я как был верен тебе, так и остаюсь таковым.

Жан с Жанной, воспользовавшись грейт шкандаль, тоже слиняли, остальные мои братики подхватили под ручки дочек пана Станислава и последовали их примеру. Вообрази, дорогая Анна, как я несчастен – все тут гуляют под луной, целуются, а мне остается только вздыхать по тебе и с нетерпением ждать новой встречи с тобой… А, может, тебе приехать сюда, в Россию, а? Вот бы мы тут оторвались с тобой на полную катушку!

Ладно, вернусь к своему повествованию. В какой-то момент ссоры мадам Танита вскочила и выбежала из залы, напоследок пожелав Эскендер-хану гореть в аду тысячу миллионов лет. Мама кинулась то ли за ней, то ли сама решила уединиться, чтобы хорошенько порыдать – знаешь, с тех пор, как стало известно о прибавлении нашего семейства за счет новой сестрички, мама льет слезы с завидной регулярностью. Естественно, Эскендер-хан и папа последовали за своими дамами. За столом остались сидеть я, тетя Элисса, дядя Петрофф, мадам Еления, пан Станислав и пани София. А Женни и Леон? Я и забыл написать, что они тоже слиняли.

Все мы чувствовали себя слегка оглушенными и растерянными. То есть, все, кроме пани Софии. Она-то оставалась совершенно невозмутимой, как будто за столом произошли самые обычные события. Тетя Элисса, вздохнув, заметила, что никогда бы не подумала, что мадам Танита – обычно такая спокойная и сдержанная – способна на такое бурное выражение чувств, и выражения, которые она использовала… Да ни одна дама такое себе не должна позволять! Дядя Петрофф почему-то, услышав это, многозначительно хмыкнул, а тетя Элисса слегка порозовела… Надо же, и тут какая-то загадка!

— Страсть прекрасна, но иногда она может принимать ужасные формы, — философски заметила графиня Еления, перебирая ручкой прекрасную золотую цепь на шее. Я, честно говоря, не совсем понял ее замечание. Ладно – мадам Танита и Эскендер-хан, может, между ними и есть страсть. Но мама с папой женаты уже кучу лет, чего вдруг на них такое нашло, Бог их знает. Немолодые уже, мягко говоря, а туда же… Понимаешь, любимая, одно дело – мы, а другое дело – они. Ей-Богу, мне кажется, что моей новоявленной сестренке придется нелегко с ними! Вечно то ругаются на чем свет стоит, то… Ну, ты понимаешь.

— Все идет так, как должно идти, — спокойным размеренным тоном констатировала мадам София. – Все идет так, как предначертали звезды. Так что давайте не будем вмешиваться в ход событий и с достоинством воспримем то, что уготовила нам судьба.

Странная женщина, говорит загадками… А, впрочем, Бог с ней. И Бог со всеми этими выжившими из ума взрослыми. Я уже написал, что люблю тебя больше жизни? Наверняка написал, но что мешает мне повторить это еще тысячу раз? Я люблю тебя, люблю, люблю…»

 

 

Продолжение следует

© Ёжики (Анастас) & Леди Мелисандра