КРУЖКА

Однажды художник Насыпуллин пришел в чебуречную Дружба со своей кружкой. Нет, не пивной, а обычной, офисной кружкой, терракотового цвета с надписью «Техас».
– Откуда знаешь, что офисная? – спросил меня Насыпуллин
– Дык, сам там сидел, – говорю.
– Ну да, угадал, – отвечает Насыпуллин, – плесни в нее лимонаду.
Мы обычно брали лимонад к чебурекам с водкой. Сочетание странное, но нам нравилось. И вот наливаем мы Насыпуллину этот «Буратино», он делает глоток и изрекает: – не то.
– Мы знаем, что не то, на вот, водочки вкусной отведай.
– Да водка она, что хорошая, что плохая – одинаково пинается в голову, я же вкус хотел ощутить, вкус как в детстве, когда я еще не пожег этим менделеевским раствором себе все рецепторы.
– Эка ты загнул, как в детстве, а где его взять?
И тут Насыпуллин с любовью погладил кружку.
– В офисе.
Выяснилось, что устроился он недавно в крупную контору бильд–редактором. Всего–то нужно фоточки подбирать и куда надо их ставить. Ну, разве что еще обработать минимально. И платят за это.
Скучно, конечно, каждый день приходить к определенному времени, сидеть на одном месте и даже в курилку по расписанию. И то ли от этой скуки, толи еще по какой причине, у сотрудников появилось своеобразное хобби – кружки. Они ими мериться начали, у кого круче. Молодежь ходила с какими–то пластиковыми баклагами, расширявшимися кверху и с крышками или банками с ручками, постарше обзаводились чашками из сервизов или подстаканниками из мельхиора. Один менеджер ходил с колебасой и бомбильей и потягивал из нее матэ. Говорили, что у гендиректора был серебряный подстаканник.
– Но я думаю, брешут, этот мудило в ботиках по паре штук баксов, наверняка справил себе платиновый или из белого золота.
Насыпуллин подумал было тоже понтануться и взять кружку в виде кенноновского объектива 75–400, но таких уже было как два минимум, у других бильдов и множить эту батарею не хотелось. Но тут в гости к его друзьям приехали американские студенты или аспиранты, хрен их разберет и в качестве подарков привезли фирменные кружки Университета Техаса в Остине. Вот одну ему и подарили. Насыпуллин немедленно принес ее на работу, поскольку раритет и хоть чем–то может потягаться с кружкой начальника отдела, привезенной из ЮАР, с трахающимися носорогами.
– Но через некоторое время я понял, что не одной надписью и немарким для кофе терракотовым цветом хороша моя кружка.
Дело оказалось во вкусе. Причем буквально. Насыпуллин заметил, что даже водопроводная вода, налитая в эту кружку, превращается в перье или сан–пелегрино, а уж бурда из кофе–машины становится просто божественным нектаром.
– Я принес другую кружку и выяснилось, что она не работает. Также, в качестве эксперимента, я отнес техасскую кружку домой, но и это было напрасно.
Таким образом, путем нехитрых экспериментов, Насыпуллин выяснил, что американская кружка способна функционировать только в его офисе. С чем это было связано непонятно – то ли глины особые, индейскими шаманами намоленные, вступили в реакцию с полями наших серверов или под нашим офисом разлом какой тектонический, откуда флюиды сыпятся, а у кружки резонанс хороший…
– Вот, в очередной раз проверил, – грустно вздохнул Насыпуллин.
А проблема в том, что офисный ритм жизни для него стал совершенно невыносим – коллеги подсиживают, скандалы, интриги, ну вы понимаете… и он как раз решил увольняться, на «вольные хлеба…».
– А ты ее продай, – предложил один из наших, – устрой в офисе аукцион, – тогда не так обидно будет. И бабла подымешь и кружку пристроишь. Правда нужно будет провести дегустацию на всю вашу контору.
Насыпуллин задумался…
– Опа, а если начальство попробует отжать?
– Дык, чо учить то, подстрахуйся – видео опубликуй с кружечкой. Оно же у вас там не совсем отмороженное, зарплату то не зажимает, вроде.
Снова Насыпуллин объявился в конце года, в пятницу. Был он не весел.
После объявления об аукционе, размещенном на офисном портале, кружка была представлена к всеобщей дегустации. Первый пришел сисадмин с банкой колы, выпил, потом вернулся еще с одной. Народ это заметил и стал потихоньку втягиваться в процесс. На третий день мною уже заинтересовалась тяжелая артиллерия – начальство за кофейком пожаловало. А вечером подкатила офисная безбашенная красавица и умница, рыжеволосая и бледнокожая, и плеснула в чашку вина из фляжки. Выпив, она спросила меня, что я делаю сегодня вечером и не могли бы мы захватить эту кружку с собой. Я с сожалением напомнил ей, что вне офиса она не работает и в качестве доказательства отправился с ней на перекур на улицу.
Эта информация и проверка в десяти метрах от входа немного охладили ее пыл, но, подумав, она предложила подарить ей кружку после того, как она проведет со мной ночь. Или две. Но я уже видел, что сумма в аукционе достигла моего выходного пособия и отказался.
Потом пришла страшная толстая общественница и потребовала предоставить чашку в общественное пользование. Я сказал, что если она купит, то сможет это сделать, почему бы и нет.
Как видно эта мысль подвигла ее на какие–то действия, поскольку на следующий день появился комитет по выкупу кружки. Не знаю, чем он там занимался, но вдруг один за другим стали исчезать заявки на приобретение кружки и в один прекрасный день ко мне явилась делегация сотрудников, среди которых был и сисадмин и рыжеволосая–зеленоглазая оторва и общественница в грязном свитере. Они заявили, что скинулись на выкуп моей кружки, с тем, чтобы оставить ее в офисе в общем пользовании. Сумма была меньше, чем я рассчитывал.
– Никто другой у тебя ее не возьмет. Иначе мы устроим ему обструкцию, да и для тебя последствия будут плачевыми, – пригрозила мне толстушка.
Дело запахло совсем нехорошо, но это было только начало. Тем же вечером меня вызвал к себе генеральный. И попросил прийти с кружкой. Я открыл тумбочку, где она хранилась, вытащил ее и на глазах у всего опенспейса проследовал в кабинет.
Генеральный у нас косил под простого, хотя любовь к дорогой обуви и перстень с изумрудом на мизинце выдавали в нем еще того гедониста.
Он сполоснул мою кружку, протер салфеткой и налил из своего бара какого–то синглмолта 18 летней выдержки. Попробовал. Выпил залпом, налил вторую и протянул мне.
– Я в курсе ситуации, доложили. Предлагаю золотой парашют в три годичные зарплаты и тебе не нужно боятся этих клоунов из комитета, поскольку я возьму все на себя.
Нифига себе, подумал я. А вслух сказал, что должен объявить об этом на своем сайте, посвященном аукциону…
– Говно вопрос, – согласился генеральный, – еще по одной?
И я ушел из его кабинета без кружки. Божественное послевкусие от односолодового виски, держалось до утра и перешибать его совсем не хотелось.
А наутро у нас случилась забастовка. Коллектив в полном составе отказался выполнять свои служебные обязанности и устроил митинг на парадной лестнице. Я сразу понял, что дело труба и выступил перед коллегами с покаянным словом, намекнув, что кружку у меня отжали, пользуясь служебным положением, чем мгновенно завоевал симпатии полной активистки, да и рыжей стервочки тоже.
Комитет «Техас», как он себя назвал, выдвинул требование вернуть кружку в общее пользование.
Мне, как владельцу полагалась собранная коллективом компенсация, которая, конечно, была меньше, чем предложение генерального.
Коллеги разбушевались так, что решили не идти домой на ночь, пока их требования не будут выполнены. Кто–то притащил гитару, заказали пиццу и суши. Журналистов решили пока не звать… до утра. А потом распространить заявление, не уточняя, чем так хороша эта кружка.
Вечером генеральный сдался.
Кружка была торжественно установлена на офисной кухне в специальном боксе, на длинной цепочке ее приковали к стене, чтобы никто не мог утащить и организовали постоянный пост охраны, это уже по настоянию гендиректора. Более того, на пол в кухне положили ковролин, чтобы не дай бог, кружка не разбилась. После 20:00 кружка запиралась на ключ.
Но это оказалось только началом.
Комитет «Техас» после такой удачной операции превратился фактически в профсоюз, заменив собой официальный, который никогда не действовал.
Теперь «Техас» взялся за проверку договоров и зарплат своих членов. Начальство видно запаниковало, поскольку меня вызвали к учредителю. На этот раз тайно. В отель на Сретенке.
Учредителя у нас никто в глаза не видел, но при случае узнали бы сразу. Я тоже так думал и ошибся. Женщина, которая передо мной сидела, совсем не соответствовала экранному образу, сложившемуся в пик ее спортивной и общественной деятельности. Теперь она больше походила на скульптуру Нефертити или какой другой памятник древнеегипетской царицы эпохи Амарны, так простите, образование дает о себе знать.
В общем, кроме нее в номере присутствовали еще пару человек – какой–то короткостриженый амбал в безупречном костюме–тройке и генеральный наш, который явно старался не отсвечивать.
Итак, я не могу рассказывать о нашем разговоре даже здесь, где микрофоны даже в чебуреках, но суть его передам. Мне предложили урегулировать проблему, расколов «Техас» в буквальном и переносном смыслах. Надо было разбить кружку, что подорвет в корне все движение сопротивления. Мне, конечно, придется уволится подальше от народного гнева, но с золотым парашютом.
Логика простая – раз с меня все началось, я должен и закончить
Я в ответ заявил, что такую благородную посудину надо расстрелять из настоящего пистолета, иначе не по феншую. Они шуток не понимали и согласились на пневматику. Я потребовал копию парабеллума, для надежности и вообще, красиво же, как «в войну». Восточная красавица и амбал опять не поняли, но генеральный стрельнул в меня злым взглядом.
– А вы сами пробовали? – спросил я напоследок.
Теперь меня одарила холодным взглядом уже наша царица.
– Я не нуждаюсь в дополнительной стимуляции вкусовых рецепторов…
И мне показалось, что она недоговорила от кого именно не нуждается. Так, наверное, отреагировала бы Мария–Антуанетта на предложение откушать взаместо эклеров тыквенной каши, которую вся деревня санкюлотов нахваливает.
На следующий день я пришел на работу с пневматическим парабеллумом, купленным самолично из полученного аванса. При этом чувствовал я себя маньяком, который готовится расстрелять своих сослуживцев из дробовика.
Была надежда, что охранники не в курсе и попытаются отобрать его у меня, но судя по тому, как эти гады отводили глаза, препятствий для меня не будет. Так и вышло, когда я вечером вошел на кухню, со спрятанным под толстовкой пневматом, чоповец покинул помещение, пробормотав что–то про покурить.
Камера по предварительному соглашению была нацелена прямо на бокс с кружкой и меня отследили бы только в том случае, если бы я подошел к нему, но я аккуратно встал у противоположной стены, достал пистолет и всадил всю обойму в свою кружку.
Пневмат я выбросил в мусорный бак под раковиной и вышел. Через пять минут до моего рабочего места донесся крик.