“Машенька”

Вы, наверное, сильно удивитесь, если я вам скажу, что самое сложное в наш век — это быть директором фабрики. Только не обычной фабрики, а фабрики игрушек. Поверьте — это чрезвычайно сложно.

Вот буквально вчера ко мне в кабинет ворвалась одна дамочка.

— Объясните мне, наконец! Чем вы здесь занимаетесь?

Стараясь быть внешне спокойным, говорю:

— Как чем? Делаем для детишек игрушки.

На что дамочка как захохочет мне в лицо! Невыдержанная такая. Но по всему видно — состоятельная. Потому как слева у нее золотой зуб сверкал, справа — тоже что-то светилось, а на пальцах кольца так и переливались. Вот и гадай — как с ней разговаривать? Чья она жена? Мясника или какого-нибудь генерального директора?

— Значит, говорите игрушки делаете!.. И вот эту Машеньку — вы тоже считаете игрушкой?

С этими словами дамочка достала из сумочки куклу и швырнула ее ко мне на стол. Швырнула, а кукла в ответ как зарычит! Нет, нет, я не оговорился! Ну в точности, как тигр зарычала!

Не скрою — за время моей работы здесь я всего насмотрелся. Но чтобы кукла издавала такие звуки, даже я такого еще не видывал. Хотя игрушечного тигра мы тоже делаем.

А дамочка как увидела, что я испугался, так стала вопить пуще прежнего.

— А-а, струхнули! То-то!.. Каково же моей дочурке? А? Каково ей? Она, бедняжка, теперь от этой Машеньки, как от чумы шарахается.

Взяв себя в руки, я с невозмутимым видом поправил на себе галстук.

— Ну почему, — говорю, — вы считаете, что я испугался? Даже нисколечко. К тому же, не понимаю — что вам не нравится? У этой Машеньки даже очень милый голосок! У нее в настоящее время переходный возраст наступил. Мутация идет… Так что, зря вы так. Тем более сейчас, если вы в курсе дела, в моде жестокость, уродство, насилие, секс.

Дамочка в ужасе закрыла лицо руками.

— Боже мой! Да о каком сексе вы говорите?! Моей дочурке всего три года! А еще директор называется!.. Она у меня от этого рычания уже заикаться начала.

Но меня не так-то просто прихватить.

— Это потому, — говорю, — что вы предварительно не ознакомились с инструкцией. Запомните раз и навсегда — игрушку, которую ребенок еще в жизни не видел, сразу целиком никогда не показывают. Сначала один глаз надо показать, потом другой, потом носик и т.д. А вы сразу — у-уп!.. Ну и, конечно, какой ребенок это выдержит! Эх, мамаши!

Дамочка была сама не своя.

— Что мамаши?! Неужели вы действительно не понимаете — какую куклу сделали?! Она у вас к тому же должна быть ходячей! Не так ли?

Я с гордостью посмотрел на дамочку.

— Безусловно, — говорю. — Это наша новинка. За рубежом в этом направлении тоже добились кой-каких результатов, но им до нас еще прыгать и прыгать. У них куклы пока только на карачках передвигаются. А у нас во весь рост.

Вся красная, как полевой мак, дамочка достала из сумочки огромный ключ, похожий на ключ старинного города и дрожащими руками вставила его в затылок Машеньке. Под косичку. Несколько раз его там повернула, потом поставила куклу на пол и злорадно хмыкнула. Мол, сейчас еще не то увидите.

И действительно — увидели. Кукла сказала «Оп-а» и, сильно припадая на правую ногу, стала вышагивать по кабинету.

Дамочка уперла руки в бока.

— А?! — говорит. — Каково зрелище-то?! На рожу, рожу-то ее посмотрите! Не Машенька, а ханыга прямо-таки от пивного ларька! Ничего не скажешь — что хороша, то хоро-ша. Вы бы еще костыль ей придумали… А?.. Во, красавица. Во, дает.

Да, зрелище действительно было неважнецкое.

— Ладно, — говорю, — куклу оставьте. Я завтра разберусь. А вы не расстраивайтесь. Все бывает.

Вытащив платочек, дамочка всхлипнула.

Кукла же, хромая, продолжала разгуливать. Потом остановилась и подняла на меня свою самоварную физиономию. Да, ничего не скажешь — взгляд еще тот. Аж мурашки забегали.

Посмотрела кукла на меня, посмотрела, а потом вдруг как закричит:

— Ну, что, браток, выпьем?

Причем прокричала не женским, а эдаким мужицким голосом. Ну и дела!

Тут же в воздухе повис звон стаканов и вслед за этим смачное покряхтыванье.

— А теперь, — кричит, — закусим. На, держи чесночину.

Послышался сочный хруст и вскоре кукла что-то замурлыкала.

Развернув ухо, я стал вслушиваться. Так… так…

— Ага, — говорю, — все ясно. Я узнал, чей это голос… Во мерзавцы. Сами себя записали на магнитофонную ленту. Ну я дам им завтра шороха.

Но дамочка уже не слушала меня. Видимо, дома она еще до такой записи не дошла и ей сейчас от всего этого стало дурно. С воплем опустилась в кресло и стала зачем-то дергать плечом. Будто хотела исполнить «цыганочку», а ей не давали и удерживали.

А кукла тем временем с пьяного мурлыканья перешла на полный голос. Стала петь что-то про ямщиков, которые не то пригнали, не то угнали каких-то лошадей.

Во черт! И не выключишь, пока завод не кончится!

Наконец, пение прекратилось и кукла уставилась на меня своим тяжелым, немигающим взглядом.

— Т…ты, — говорит, — меня ув…ува-жаешь? Вслед за этим раздалось пьяное чмоканье и второй голос стал жаловаться, что у него в последнее время сильно спина чешется. На что первый голос предложил выпить по этому поводу. И снова раздалось пение.

Эх, на сто-ле лежит по-кой-ник, Тус-кло све-чи го-рят.

Это был убит раз-бой-ник, За не-го отом-стят.

В этом месте завод кончился, и Машка замертво повалилась мне под ноги.

(с) Игорь Данилов-Ивушкин