— Посмотрим–посмотрим, — пробормотал он. — Давайте в таком направлении и выпьем. Я предлагаю тост за Дусю — девушку моей мечты.

— Прекрасно, — сказала Таня. — За тебя, Дуська!

— За тебя, Дусенька. — Акимов отважно заглянул ей в глаза. — За девушку, которая мне очень понравилась.

— А что, бывают девушки, которые тебе не очень нравятся? — отхлебнув пива, спросила Дуся.

Таня прыснула, Акимов тоже едва не подавился.

— Да, — признался он озадаченно. — Бывают, да.

— А какие девушки тебе не нравятся, Акимов? — спросили девушки.

Он задумался.

— Наверное, такие, — он скорчил гримасу, — душевно черствые. У которых дырочки от гвоздя вместо глаз, а в дырочках щелкают арифмометры. За которыми идет великая сушь, потому что они все и вся выпивают до дна…

— У нас еще есть, — девушки показали бокалы, — мы поделимся с тобой, Акимов.

— Женщина должна аукаться на добро — так, наверное. И она не должна быть сухой изнутри, вот что я вам скажу. В нормальной женщине зло и добро увязают, как мухи в варенье, и от нее пахнет слезой, молоком, а еще нежностью, как от спелой груши. И формами она подобна груше, а не палочке от нее…

— Да ты консерватор, Акимов, — насмешливо удивилась Таня.

— А по–моему, демократ, — возразила Дуся. — Основные параметры заданы, и я бы не сказала, что жесткие… Как минимум треть женского населения в них укладывается.

— Вы обе мне льстите, — огрызнулся Акимов. — Я не консерватор, не демократ, меня лишили избирательных прав, поскольку я всегда голосовал «за», притом, к сожалению, чем угодно, только не руками. И теперь я просто зритель в вашем театре. Преданный, искушенный зритель с третьего яруса…

(c) Эргали Гер