«Да, вот к чему приводят сеновалы, счастливые браки и радости материнства, — думала Элисса, тщетно пытаясь освободить локоток из могучей длани Эскендер-хана. – Все навыки растеряла, надо же было так глупо спалиться. И как он только меня, гад такой, заметил – я же вроде то за деревце спрячусь, то за стенкой дома укроюсь…» Элисса немного подумала и пришла к самому страшному выводу, к которому только может прийти молодая и не лишенная привлекательности женщина: «Располнела! Ну да, точно, досеновалилась, то есть на сене навалялась!»

Достойного потомка Чингиз-хана между тем терзали другие мысли. Он до последней запятой помнил, что было написано в его трактате о наказании распутных особ, разрушающих священные узы брака. Помните, мы упоминали об использовании крапивы для внушения покаянных мыслей? Так вот, то был вариант наказания «лайт» за самые незначительные преступления – ну там, улыбнулась не тому, глазки состроила не этому… А проступок Элиссы явно предусматривал более суровое взыскание, также подробно описанное в трактате. Но! Во-первых, сия дама была не кем-нибудь, а женой его подчиненного. И во-вторых, она так смотрела на него полными слез голубыми глазами, что… Ну, оступилась, с кем не бывает – между нами, со многими женщинами так бывало при близком знакомстве с Эскендер-ханом. Но давайте пока не будем углубляться в нюансы взаимоотношений Чингизида с прекрасным, хотя и чрезмерно ветреным полом.

— Дщерь неразумная, — обратился Эскендер-хан к заблудшей овечке, по щекам которой уже катились слезинки (как думал Эскендер-хан от осознания собственной вины, но на самом деле – при мысли о набранных лишних килограммах, пагубно отразившихся на способностях леди укрываться за различными предметами). – Пристало ли тебе, имея мужа преданного и дочурку младую, на других мужчин смотреть глазами похотливыми, а? Пристало ли тебе по улицам за ними бегать? Пристало ли, забросив дела свои домашние и обязанности супружеские, мечтать о плоде запретном?

— А? – только и смогла вымолвить Элисса, от потрясения забыв свое фирменное «о-у». – А?

— Что – а? Акать будешь, когда я мужу о поведении твоем постыдном поведаю! Ты помнить должна, что сколь бы не был в твоих глазах мил другой мужчина, а окромя мужа ты не о ком и думать не должна!

И тут Эскендер-хан совершил вторую (или третью? а, впрочем, кто их считает!) роковую ошибку, начав цитировать заблудшей мышке избранные места из своих знаменитых трактатов. Сразу внесем ясность – мест этих было много, так что у мышки было время оправиться от первоначального шока и разработать великолепный план по выскальзыванию из мышеловки, возможно, даже с кусочком вожделенного сыра.

— Мсье, — робко и умоляюще пропищала Элисса. – Вы не так меня поняли! Мое следование за вами объясняется просто – вы поразительно похожи на моего дорого, безвременно усопшего батюшку — при этих словах Элиссу слегка передернуло, поскольку гость с Востока был похож на чопорного английского лорда примерно как устрица на яблоко – это если взять на вооружение незабвенные строки Шекспира. — Я до сих пор не могу оправиться от горя при мысли о его потере. И поэтому я следую за вами, чтобы хоть изредка увидеть еще раз столь дорогие мне черты лица – и при этих словах Элисса искусно превратила редкие жемчужинки слез в подобие Ниагарского водопада.

Тут Эскендер-хан совершил…, да ладно, мы уже устали считать его ошибки. Была у него одна слабость – при виде женских слез он совершенно забывал о врожденном коварстве дочерей Евы – коварстве, перед которым с уважением снял шляпу даже ветхозаветный змий из Эдемского сада. Бедная маленькая сиротка, такая несчастная…, этот гад Петрофф вечно где-то пропадает, в то время как несчастная крошка убивается по отцу… Сомнений быть не может – долг Эскендер-хана, как и долг каждого достойного человека прижать сокрушенное горем слабое существо к груди, шепча ей слова утешения и избранные места из своего трактата о почитании родителей и о родительской любви как непоколебимом якоре нашего бренного существования…

И тут из наступавшей темноты вдруг нарисовался тот, кого рыдающая Элисса и охваченный самыми теплыми чувствами Эскендер-хан меньше всего ожидали увидеть – а именно, лейтенант королевской полиции Франсуа Дегре. И, судя по выражению его лица, совсем не для того, чтобы сказать парочке «здрасьте» или составить вместе с Эскендером хор сочувствующих Элиссе голосов.

-Ба-ба-ба! – развязно и совсем не к месту (как показалось нашей парочке) – произнёс Дегре. – А я-то, дурень, никак не пойму – чего это они шляются по самым тёмным улицам в самое неподходящее для приличных людей время! А оно вот оно что! Бедный мой друг Петрофф! Пока он не щадя сил (лейтенант точно знал, скольких, где и когда) служит своему государству, его такая скромная, такая милая, такая образованная жена вот чем занимается!

— Месье Дегре! – пролепетала невинная ( ну во всяком случае в супружеской измене) Элисса. – Как Вы могли такое подумать!

И она решительно залилась слезами, ибо прекрасно знала, что абсолютное большинство мужчин, какими бы они умными, сильными и волевыми не были, не могут долго держаться при виде женских слёз, особенно если рыдает молодая привлекательная леди. «Поплачу ещё минут пять от силы – а пока соображу, что мне делать и что говорить этим идиотам, один из которых, по-моему, совсем не прочь был бы меня по-отечески утешить, а второй решил, что все вокруг только и думают об адюльтерах, потому что он-то сам этой возможности лишился!» — вполне хладнокровно решила англичанка, предоставив двум мужчинам без неё выяснять отношения. И они, разумеется, тут же этим занялись.

— Стыдно, молодой человек! – веско промолвил потомок Чингис-хана. – Стыдно и недостойно Вашего звания говорить, особенно в присутствии жены Вашего друга, такие грязные вещи! Оскорблять и её, и того, который ей в отцы годится, когда они ведут сердечную беседу, когда несчастная сирота просто взывает к чувству сострадания, к родительскому чувству совсем не постороннего ей человека… — Эскендер-хан набирал высоту и собирался перейти непосредственно к обязанностям отцов по отношению к детям, особливо девочкам (глава 4 трактата «Об долге отцовском в отношении семейства его»).

Однако, Дегре, который как-то имел счастье выслушать толкование понятия отцовства в свете трёх мировых религий и древней религии монголов в том же исполнении, совсем не собирался переходить к учёным дебатам. Во-первых, Эскендер-хан был действительно человек серьёзно образованный, и к тому же хорошо владел риторикой. Переспорить его, а уж тем более заставить замолчать было делом невозможным. А во-вторых, лейтенант вовсе не собирался затевать какие бы то ни было диспуты и споры. Хватит с него Ежении, умело и эффективно заканчивающей всяческие начинавшиеся разногласия в их семье одной фразой: «Молчи, несчастный! Тебе ещё пятерых сыновей надо воспитать – а какой пример ты им подаёшь?»

— Ну-ну-ну, не будем лезть в дебри! – невежливо оборвал он речь Чингизида.- Я даже готов принести извинения, если принял вас с леди Элиссой за влюблённую парочку! Уж очень всё было на то похоже – лейтенант фыркнул, на что Эскендер-хан грозно нахмурился и взялся за рукоятку кривой сабли, которую он всегда носил при себе, объясняя это тем, что сабля – наследие его рода и принадлежала чуть ли не самому великому пращуру.

— Пардон, я же сказал, что мог неверно понять ситуацию – проявил всю возможную для него любезность лейтенант. – Однако, в последнее время мы с Вами, любезный мсье…эээ – Дегре замялся, ибо никак не мог верно запомнить и произнести не такое уж сложное имя Эскендер-хана, что его злило и заставляло прибегать ко всяческим уловкам, чтобы не произнести это имя в очередной раз неправильно. – Любезный мсье переводчик, что-то чересчур часто стали Вы возникать на моём пути. И почему-то среди тех адресов, которые интересуют королевскую полицию, слишком часто стал попадаться адрес, по которому Вы постоянно бываете! – Дегре решил идти ва-банк. Вдруг это заставит проговориться учёного переводчика, который обычно был невозмутим, как статуя этого…как его…ихнего…Будды. Хотя монгол вроде бы был мусульманином. Вот тоже отчебучил! Они там на Востоке все язычники или буддисты (Дегре гордился недавно полученными знаниями!) – с какого такого перепугу этот потомок хана оказался верным поклонником аллаха и его пророка? Ох, тёмная он личность, права была Танита Кирилава! Хотя она тоже та ещё птичка – то ли безвредная пичуга, какой она иногда кажется, то ли вообще змея-птицеед, к чему Дегре неизменно склонялся.

— И что же это за адрес? – спросил Эскендер-хан .

— Адрес, по которому проживает некая мадам Танита Кирилава и где находится её благотворительная больница для бедняков! – выпалил Дегре.

Продолжение следует

© Ёжики (Анастас) & Леди Мелисандра