Часть 24 ( заключительная)

У Ежении  — а именно она была юным слугой с искрящими карими глазами – были все основания паниковать. Дегре она узнала с первого же взгляда, несмотря на то, что фигуру лейтенанта теперь украшала грудь пятого размера, а лицо – искусно наложенный грим. И все бы прошло как по маслу, если бы не этот проклятый испанец, в последний момент перехвативший бокал с драгоценным и сверхэффективным зельем, превратившим вялого мужа Елении в неотразимого мачо!

Единственное, что могло бы немного утешить Ежению, — это знание, что у ее подруги и кузины дела также сложились не блестяще. Та вплотную подобралась к беседовавшим в другом конце зала Петроффу и дону Хемулю, и многозначительно поднесла поднос с бокалом прямо под нос Петроффу. Но тут Элиссу чуть не свалил на пол Москаль, бросившийся гнусной мучительнице под ноги. От неожиданности английская леди чуть было не выронила бокал, но его подхватил дон Хемуль, тут же сделавший большой глоток знаменитого французского вина…

То, что произошло дальше, сразило всех- наповал не хуже залпа артиллерийской установки «Катюша».

— О! – взревел дон Мигель буквально через пару минут после поглощения напитка. – Мадам, да простит меня Бог, но я не могу больше ждать! Будьте моей здесь и сейчас! – и с этими словами накачанный зельем Целито испанский гранд ухватил Дегре за накладную грудь…, которая к ужасу всех наблюдавших эту сцену осталась в его руках!

— Шпион, — взвизгнул кто-то в зале. – Русский шпион!

— Извращенец! Гомосек! – заорали прочие.

— Ну почему же сразу гомосек, что за нетолерантность! — попытался потушить пожар разгорающихся страстей председательствующий. – Мы с вами – представители цивилизованной Европы, и мы должны понимать, что каждый человек имеет право сексуально идентифицировать себя так, как оно того пожелает.

— Нафиг! – хором заорали отравители из Польши и Венгрии. – Бей гомосеков!

Дегре понял, что пора валить. Та же светлая идея явно овладела Петроффым и Бошироффым, в результате троица резвой прытью устремилась к дверям. За ними все к тем же дверям устремились, звонко визжа, Ежения и Элисса, сопровождаемые Москалем и Фактито. Дон Мигель какое-то время постояв с накладной грудью в руках, хотел было до конца прояснить вопрос с прекрасной незнакомкой и побежал следом за столь поспешно покинувшими зал гостями и слугами, но по дороге понял, что ему тех не догнать… да и к чему затрачивать столько ненужных усилий, когда вот прямо по пути приветливо светил огнями один хорошо знакомый ему домик с так же хорошо знакомой милой хозяйкой, всегда радостно встречавшей щедрого испанского профессора. И дон Мигель Эль Дьяболо с разбегу нырнул в двери этого домика, всегда по первому стуку легко для него открывавшиеся…

А Дон Хемуль вдруг осознал, что, если что ему сейчас и необходимо, то это Еления! Да ну, к черту Елению, у него совершенно нет времени на томные взоры и сладкие ужимки, ему нужно… Ну, вы поняли, что. И дон Хемуль выбежал из дворца в поисках ближайшего пристанища куртизанок.

Вы спросите – а что же остальные участники конгресса, организовали ли они погоню за беглецами? А вот и нет, поскольку они все передрались. Сначала между ними возникли разногласия по вопросу, следует ли толерантно относиться к геям, или же их следует сжигать на кострах. Потом были подняты другие спорные вопросы – кто у кого воровал рецепты, кто кому поставлял бракованные ингредиенты для ядов, и кто кого пытался отравить некачественной ядовитой продукцией. И так хорошо начинавшийся конгресс превратился в позорное зрелище, о котором ещё долго с содроганием вспоминали его участники.

С тех пор пошло гулять по свету выражение «Закат Европы» — и кто бы что бы ни говорил, а именно с этого парижского конгресса его стали употреблять когда надо и когда не надо. Говорят, что про закат Европы вскричал хозяин дома, когда увидел непоправимый ущерб, нанесённый и самому дому, и его обстановке, и особенно кухне, которую маркиз де Вух любовно обустраивал несколько лет. Какие плиты! Какая посуда! Какие очаги с вертелами там были! А уж какие погреба и подвалы, которые были набиты всяким добром, способным обеспечить находящуюся в осаде крепость лет этак на десять… Всё это богатство маркиз скромно называл «Мой шкап» и очень им гордился, хотя всегда и значительно преуменьшал его размеры…ну так, на всякий случай.

И вот теперь, когда он, ничего не подозревая, сдал свой дом за очень хорошую цену весьма приличным господам для какой то  деловой встречи… он вдруг стал свидетелем разорения родового гнезда – и какого разорения! А ведь ему все уши прожужжали про Европу…про европейскую солидарность…про европейские ценности – и маркиз уже почувствовал себя на острие европейской политики. А тут… Гунны во главе с Аттилой были просто дети по сравнению с этими лощёными европейскими господами!…

Рассказывают, что после этого печального события маркиз де Вух навсегда уехал из Франции – и следы его затерялись где-то на юге России.

Но мы немного отвлеклись. Давайте вернёмся к нашим героям.

Эпилог

— Все хорошо, что хорошо кончается, — резюмировала Ежения, заботливо стирая остатки макияжа с лица Дегре. Лейтенант, потрясенный всем пережитым, и не думал сопротивляться.

«Ладно, — мрачно думал он. – В конце концов, человеку с моей работой нужна боевая подруга, а уж боевитее Ежении во всем мире не найти. Свертки…, это, конечно, неприятно. Но, может быть, свертки от Ежении будут не так пронзительно орать, и вообще… Но эти же гады будут ржать…»

Дегре перевел взгляд на «этих гадов» и, к своему изумлению, обнаружил, что они тихи и кротки, как голуби. Боширофф с подчеркнутым вниманием изучал какой-то документ, а Петрофф стоически выносил заботы Элиссы, которая накладывала ему перевязку на вывихнутую при бегстве ногу. Москаль же, явно придя к выводу, что все пропало, свернулся клубком и не отсвечивал – видимо, бедный котик уже рисовал в своем воображении душераздирающие картины буйства свертков Элиссы и Петроффа и соответствующие очень мрачные перспективы своих хвоста и ушей…

— Завтра пойду с докладом к Его Величеству, — нарушил мрачно-романтично-сентиментальное молчание Дегре. – Самое время рассказать королю о том, чем занимаются в Париже эти испанцы. Думаю, графине Елении очень понравится их общее мрачное будущее!… А нечего по нашим бабам шляться! – неожиданно для самого себя вдруг добавил он.

— Правильно, — влюбленно проворковала Ежения и погладила лейтенанта по голове. – Ты у меня вообще молодец… иногда бываешь. Особенно когда приходишь к единственно правильным и неизбежным выводам…

«Попробуй приди к другим, — мысленно тяжело вздохнул Дегре. – Попробуй – и накладная грудь пятого размера плюс весь зад в синяках покажется тебе лепетом свертков…»

И он верноподданически поцеловал ручку будущей жены и матери его деток.

Петрофф, покосившись на него, немедленно повторил этот жест.

Боширофф взглянул на Москаля, а Москаль – на Бошироффа. И оба одновременно что- то подумали о ба…о дамах. Но вот слова «дуры» там не было!

Вот и сказочки конец.а кто читао тот молодец…А кто не читал(!!!!)  Много потерял…

Так что читаем и перечитываем…

Занавес

© Анастас (Ёжики) и Леди Мелисандра