Жил-был шпион. Да-да, вы не ослышались!

И не надо возмущаться – что, мол, за сказки могут быть про шпионов?

А вот и могут!

И вообще я не виновата, что очередная моя сказка будет рассказана о такой вроде бы малосказочной и совсем не волшебной фигуре. Можно подумать, что свои сказки я сочиняю втиши кабинета, среди шкафов с книгами… Я бы и рада – так нет. Мои сказки сами приходят ко мне в любом месте и в любое время. И сами приводят ко мне героев, совершенно не интересуясь моим мнением о них. И выбирать-то мне не приходится: хочешь – бери что дают, не хочешь – мы дальше пойдём.

И хватит мне оправдываться перед своим читателем! Может, я про него плохо думаю – а он и весел, и здоров, и готов слушать любую историю с любыми героями. Ну а если не готов – что ж, имеет право.

Но тогда он не узнает  про шпиона, который был не совсем шпионом, а в конце вообще стал совсем не шпионом…

Заинтриговала? Раздумали уходить?

Тогда садитесь и слушайте.

Шпион, про которого я хочу рассказать, от рождения уже носил несколько имён – ну, так уж получилось. Вот писатель Ремарк – тот вообще носил женское и мужское имя одновременно. Представляете, как непросто ему было с самим собой? А нашему герою повезло больше: в списке его имён были только мужские: Эдвард Джон Говард Тимоти… Фамилию свою он так тщательно впоследствии скрывал, что и сам её подзабыл, а точно её знали лишь там, где в огромном сейфе хранилось его личное дело. В процессе своей шпионской жизни ЭДГТ прибавил к свои четырём именам ещё несколько десятков. Причём некоторые из них он носил достаточно долго и так к ним привык, что стал и их прибавлять к родовым. Так что к середине жизни его имя стало звучать совсем уж фантастически: Эдвард Джон Говард Тимоти Алистер Хосе Фархад Сироджиддин Энрике Ли Марсель. Фамилиями он особо не заморачивался, просто менял их в меру надобности, а потом благополучно забывал. А вот с именами было другое дело. Он считал, что каждое из них приносит ему толику удачи. Особенно ему нравились два имени: Джон и Сироджиддин. Очевидно, с ними были связаны какие-то особенно приятные воспоминания… Или какая-то особенная удача.

Станем мы тоже так его звать, ибо повторять все одиннадцать имён было бы утомительно – да и ни к чему. Потому что Джон Сироджиддин сам как-то в них путался, особенно когда перебирал любимого им с пребывания на Кубе рома. Тогда его имена то менялись, то убавлялись, то прибавлялись – сам Д.Сироджиддин называл это странно – «ёжик в тумане», каковое выражение даже никто из более-менее знавших его людей (а их было совсем мало) расшифровать не мог. Списывали всё на русский период жизни Д.Сироджиддина – он тогда нахватался весьма странных фраз, выражений и понятий. Вывез из России он также и любовь к их знаменитому барду Высоцкому. Особенно любил он слушать его песню про Джона Ланкастера – там как раз рассказывалась история про шпиона. Очень удачливый был тот шпион, но в конце песни его всё же раскрыли и арестовали. «Замели», как выражался сам Джон С. Потому он слушал эту песню без последних печальных для него куплетов. И она его, как он опять же странно говорил, «вставляла»…

Нынче Дж.С. проживал где-то в Скандинавии и находился в резерве.

Сидя в домике на пустынном морском побережье, среди сосен, чаек и камней, Джон Сироджиддин заскучал.

«Сперва ему казались новы» все прелести такой жизни. Он устал от шифровок, связных, паролей, фальшивых париков, знойных красоток, погонь и поддельных документов…  И вообще – последняя его работа в России выбила его из колеи. Эти три года… Не зря командование направило его сюда. Все понимали, что Джон не тот…

Однако, отдохнув и окрепнув, Д.С. не то чтобы стал опять бодрым жизнерадостным мужчиной в расцвете сил, каким он был всегда, а скорее наоборот. Машина покрывалась пылью в гараже. А Джон пересел на велосипед. Перестал толком следить за собой,  оброс щетиной, ходил в высоких резиновых сапогах, толстом вязаном свитере, старых выцветших грубых штанах и брезентовой куртке. Завёл корову. Пристрастился к рыбалке.

В общем, если бы его увидел кто-то из многочисленных его знакомых, то вряд ли они узнали бы в этом типичном хуторянине неотразимого когда-то сердцееда и бизнесмена. Ведь только официальных жён по всему миру у него числилось больше десятка!…

Видимо, пришла пора отправляться Джону С. на пенсию… Что делать! Такая бурная и полная опасностей жизнь, какая была у него на протяжении последних двадцати пяти лет, кого угодно выбьет из колеи! Счастьем было хотя бы то, что он вообще дотянул до такого финала…

Однажды Джон С. увидел, как к его домику подъезжает почтальон, — и удивился. Никто никогда ему сюда не писал. У его руководства были другие каналы связи.  Ещё больше удивился Джон, когда, проверив заржавевший почтовый ящик, обнаружил в нём письмо. Настоящее бумажное письмо! Конверт был без обратного адреса, тонкий и какой-то заляпанный, словно прошёл через десятки рук, прежде, чем лечь к нему на стол. Озадаченный Джон Сироджиддин положил письмо на середину стола, предварительно понюхав его и посмотрев на свет. Это ему ничего не дало. Показалось на минуту, что конверт пахнул дымком… но это быстро прошло. Ничем не пах конверт, надписанный незнакомым ему почерком. Адрес был точно его. И точно его была нынешняя его фамилия.

Что бы вы стали делать на его месте? Разумеется, вскрыли бы конверт и прочитали письмо!

Но Джон С. повёл себя немного не так. Сел на велосипед и поехал в близлежащий посёлок. Купив там в магазине любимый им ром и какие-то печенья, приехал обратно, накрыл скромный ужин, налил стакан рома, выпил его, зажевав камбалой. Съел всё, что приготовил, выпил ещё стакан рома – этой нехорошей привычке пить спиртное стаканами он тоже выучился в России.

Наконец он взял конверт, прислонённый к бутылке, ещё раз опасливо понюхал его – и вскрыл большим кухонным ножом. Из конверта вывалился небольшой тонкий листок бумаги, на котором по-русски было написано « Дорогой друг! Жди нас в гости в четверг. Не забудь надеть плащ, потому что будет дождь». Вот и всё!

Думаете, Д.С. изумился, растерялся или хотя бы наморщил лоб?

А ничуть не бывало!

Он ухмыльнулся, засунул листок обратно в конверт, допил ром и завалился спать, перед сном помахав рукой пустой бутылке и пробормотав: «Наконец-то!… Наконец-то они меня нашли!…»

Назавтра, то есть в среду, Дж.Сиродж., несмотря на вчерашние радости, встал рано, как всегда. Если бы кто посмотрел на него со стороны, то не нашёл бы в его действиях ничего особенного. Он делал то же, что и во все другие дни: доил корову, отправлял её на луг, убирался в коровнике, птичнике и во дворе, готовил еду… Обычные будни обычного хуторянина. Разве вот к вечеру он после небольшого и очень скромного ужина (кстати, ни капли спиртного!) открыл давно запылившиёся шкаф и стал задумчиво разглядывать висевшую там одежду, от которой, честно говоря, он давно отвык: всякие там костюмы, сорочки, галстуки… Кажется, хозяин небольшого затерянного в лесу у моря хуторка, всерьёз готовился к завтрашней встрече, назначенной ему странным письмом. Ещё более странным было то, что в письме не указывалось ни даты, ни времени встречи – но Джон С. как будто был уверен в том, что она состоится именно завтра.

Наконец, после долгих раздумий, он выбрал тёмно-серую пару в едва заметную полоску, белоснежную рубашку и чёрный галстук-бабочку. Почему-то проигнорировав туфли, он удовлетворённо вздохнул и отправился пораньше спать – хотя, надо сказать, и так не очень засиживался по ночам. Вот если только пил ром и слушал Высоцкого…

Высоцкого он всё-таки себе перед сном позволил. Но одну-единственную песню – свою любимую про шпиона Джона Ланкастера. Однако, песня его вовсе не вдохновила. Наоборот, с каждой фразой он хмурился всё больше, а когда услышал «Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью…» вовсе шмыгнул носом и всплакнул… Тут же выключил запись и, взглянув на письмо, так и стоявшее у пустой бутылки из-под рома, кажется, пожалел, что не купил вчера две…

В четверг, сделав все свои обычные хуторские дела, к вечеру бывший шпион стал не торопясь одеваться во всё, что вчера приготовил. Он даже отыскал где-то в недрах шкафа дорогую туалетную воду. Подумав, бриться не стал – и это было единственной уступкой, которую он сделал себе.  Впрочем, была ещё одна: вместо модных туфель Д.Сироджиддин натянул на ноги всегдашние резиновые сапоги. Видимо, он свято верил в прогноз из таинственного послания, хотя пока что на небе не было ни облачка. День выдался на редкость тёплым и ясным, а по радио обещали такую же погоду на два следующих дня. Д.С. на это заверение  только фыркнул. Похоже, автору письма он верил больше, чем радиоведущему.

Накинув брезентовый плащ с капюшоном и взяв электрический фонарик, Д.С. вышел во двор. Постоял, словно собираясь с мыслями, окинул взглядом всё своё небольшое, но ставшее ему уже родным подворье, тряхнул головой – и вышел за ворота. Но пошёл не по той дорожке, по которой обычно ходил в посёлок, а по другой, почти невидимой, ведущей от задней калитки в лес.

Он не торопясь шёл всё дальше и дальше, внимательно вглядываясь в становившиеся размытыми в наступавших сумерках деревья и кусты – словно искал какие-то важные для себя приметы. Или он надеялся, что те, кто написал ему письмо, развесят в лесу указатели? Но никаких особых указателей нигде не было. Джон Сироджиддин прошёл уже и поляну со сгоревшим деревом, и заросли ежевики, и маленький лесной ручеёк… Вот, наконец, показалось совсем небольшое болотце, поросшее кустами и камышом. И вдруг пошёл дождь. Сначала почти незаметный, он с каждой минутой усиливался. Сделалось совсем темно.

Тут Д.С. остановился, огляделся вокруг, посветив себе фонариком, накинул на голову капюшон и сел на большой пень, видимо решив, что пришёл именно туда, куда нужно.

Было тихо. Кроме шлёпанья дождевых капель и шуршания листьев, никаких других звуков не было слышно. Наверное, лесные обитатели попрятались от дождя, а птицы, распевавшие днём, сидели в гнёздышках, нахохлившись… Один только Джон С. возвышался на пне в конце небольшой поляны перед болотцем. И терпеливо ждал чего-то…

Проходили минуты… Дождь всё так же монотонно стучал по листьям. Шпион всё так же терпеливо ждал неизвестно чего. Под шум дождя он даже слегка задремал. А проснулся как раз от того, что капли перестали стучать по капюшону плаща. Тучи, принесшие его, побежали по своим делам дальше на восток. Стало видно звёздное небо. И, наконец, на нём появилась полная луна, сразу высветившая все уголки леса.

И как будто она дала сигнал: тут же за спиной шпиона, со стороны болотца, раздался тихий голос, который даже нельзя было точно определить – мужской он или женский:

— Пришёл?

— Сами видите – отвечал Джон Сироджиддин, даже не поворачиваясь и откидывая капюшон.

— Это хорошо – продолжил голос, не приближаясь и не удаляясь. – Значит, помнишь всё.

— Помню – отвечал Джон.

— И своё обещание?

— Да.

Повисло молчание. Лишь лягушки в болотце заквакали с удвоенной силой.

— Мы тут посоветовались, подумали – продолжил голос. – Ты тогда нас здорово подвёл. Вот как тебя угораздило хлопнуть этого старикашку? Ну да, он был довольно вредным, противным, иной раз мы просто не знали, что с ним делать. Но он был наш! Понимаешь – наш! А наших не так уж много и осталось в этом мире… А ты ухитрился его застрелить – просто диву все давались, как это у тебя могло получиться… Ну да что теперь говорить… Ничего не вернёшь… А ты нам тогда слово дал, что ответишь в любое время за свои дела. Отпустили. Поверили. Впрочем, если бы даже хотел обмануть – не вышло бы. Ну, вот теперь пришло время ответа. Подойди сюда.

Бывший шпион встал и медленно подошёл к корявому кривому дереву, росшему на самом краю болотца. Голос теперь обрёл и фигуру – она выступила из-за дерева, такая же корявая и кривая. Только огромные нечеловеческие глаза горели зелёным гнилушечным огнём…

—  Так вот, Джон Сирод… это… как тебя там! Тьфу ты! Язык сломаешь! Порешили мы, что раз ты нанёс урон нашей лесной братии, то наказывать тебя надо так, чтобы ты этот урон нам и восполнил. А потому назначаем тебя вместо убиенного тобой лешего Энделя главным лешим тех мест… чтобы, так сказать, заполнить пустующую до сих пор вакансию. Ты не представляешь, какой там сейчас творится кавардак! Необходимо срочно всё восстановить и привести в порядок. Эндель хотя и был мелкий самодур и пакостник, худо-бедно всю тамошнюю братию держал под своей рукой и уж больших безобразий не позволял. А нынче… Да сам всё увидишь!

— Что мне делать? – еле вымолвил Д.С.

— Что-что… Сворачивай свою здешнюю жизнь, как можно скорее выезжай туда, где ты тогда жил… ну, где Эндель… был… Там мы тебя встретим, в должность введём, с делами познакомим. И давай работай… на здоровье… дел там немерено накопилось… за год-то… В общем, добро пожаловать в наш дружный коллектив! – фигура хихикнула и добавила – А имя возьмёшь прежнее – Эндель. Народ там к нему привык, да так у нас и ведётся, чтобы имена по старине числились…

И с тех пор, дорогие читатели, никто и никогда не видел больше человека по имени Эдвард Джон Говард Тимоти Алистер Хосе Фархад Сироджиддин Энрике Ли Марсель. Ни одна тайная служба мира не смогла его разыскать. А его руководители пришли к заключению, что Джон С., впав в пьянство и пессимизм, тихо утопился в местном болоте, которое хотя и было совсем небольшим, но встречались в нём места бездонные. Ибо на берегу того болотца найдены были его вещи и электрический фонарик. А согласитесь, что нормальный человек ночью в лесу не может ходить без одежды и безо всякого освещения.

© Леди Мелисандра